Гимн сексуальной революции начала ХХ века. Забытый хит Гарри фон Тилзера «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» (1909).

Традиционная поп-музыка США.

Весной 1909 года американская популярная песня стала более сексуальной. Конечно, любовь, ухаживание и секс и раньше были одной из главных тем популярной музыки, но в силу устойчивых общественных табу, авторы песен вынуждены были лукаво соревноваться в эвфемизмах и инсинуациях, бесконечно воспевая «вздохи под старым дубом при свете серебристой луны».

Так продолжалось до тех пор, пока в 1909 году композитор Гарри фон Тилзер (Harry Von Tilzer) и поэт-песенник Джимм Лукас (Jimmy Lucas) не написали свою комическую песню «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!», открывшую дорогу более ярким, грубым и откровенным песням похоти. К сожалению, в начале XXI века эта песня, которая заслуживает, безусловно, лучшей судьбы, оказалась забыта всеми, кроме нескольких историков музыки. «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» - это настоящая достопримечательность, достойная почетного места в пантеоне американской популярной музыки рядом с такими символами эпохи, как «Give My Regards to Broadway» (1904 г.) и «Alexander’s Ragtime Band» (1911 г.). Подобно шлягерам «The Twist» и «Call Me Maybe», «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» стала вирусным хитом, который оказывал значительное влияние на американскую культуру ещё в течение нескольких десятилетий, прежде чем был предан забвению. Это был настоящий «succès de scandale», вызывающий восторг публики и осуждение со стороны социальных реформаторов и религиозных деятелей. Несмотря на различные, зачастую диаметрально противоположные оценки песни все заинтересованные стороны сошлись в одном:  «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» предельно точно и бескомпромиссно передает дух той эпохи, став одним из символов Tin Pan Alley. В своё время песня вызвала к жизни бесчисленные газетные статьи, не сходя с передовиц ведущих таблоидов Америки. Самые красноречивые проповедники США клеймили её в своих гневных речах. И, по крайней мере, однажды, «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» стала причиной стрельбы со смертельным исходом. Сегодня, вспоминая о хит-параде Billboard рубежа XIX - XX веков, мы представляем себе, прежде всего, странную, старую музыку, отдающую плохо настроенным фортепьяно и газовыми фонарями  «Риальто», и которая была сметена с лица Земли триумфальным взлетом джаза и рок-н-ролла. Но если мы внимательно прислушается к «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!», то услышим удивительное: шокирующие культурные потрясения, непристойность и трансгрессия, которые обычно ассоциируются с блюзом, джазом, роком и хип-хопом, впервые появились в американской поп-музыке задолго до появления этих жанров на американской эстраде. В этом шлягере столетней давности описывается нечто большее, чем просто супружеская измена неверного мужа.

Ada Jones & Billy Murray - «Oh, You Kid!» (Mar. 1909).

История «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» началась, как это часто случалось на Tin Pan Alley, с кражи. В 1908 году «Shapiro Music Company» опубликовала песню «Oh, You Kid!» композитора  Эдгара Селдена (Edgar Selden) на стихи лирика Мелвилла Дж. Гидеона (Melville J. Gideon). Это была стандартная, ничем не примечательная песенка, с юмором обыгрывающая процесс ухаживания: броская мишура с едва заметным дуновением секса, к тому же, весьма умеренная по темпу. Тем не менее, благодаря рефрену «О, ты, малыш!», намекающему на интимность отношений, продажи нот песни, по оценке газеты «New York Star», превысили отметку в 100 тысяч копий, что привлекло внимание других авторов песен. Закон об авторском праве еще не проник в индустрию поп-музыки и в мае 1909 года Гарри Армстронг (Harry Armstrong) и Билли Кларк (Billy Clark) просто позаимствовали фразу «О, ты, малыш!» для своей песни «Я люблю свою жену», у которой была нелепая мелодия и дурацкая лирика, не позволившие ей завоевать большую популярность. Плагиат был процветающим явлением в музыкальной индустрии США того времени. Использование чужих песен называлась на жаргоне Tin Pan Alley «воровством» («a steal») и было одним из определяющих факторов этой беспощадной среды, одним из символов веры  которой стала убежденность в том, что каждый хит может и должен служить стартовой площадкой для десятков последующих. Ситуация усугублялась близостью расположения конкурентов друг к другу: многочисленные музыкальные издательства концентрировались в зданиях, расположенных вдоль 28-й улицы между Бродвеем и 6-й авеню в Манхэттене. В этой обстановке новые мелодии постоянно подслушивались через окна и сквозь стены и использовались конкурентами. Дошло до того, что авторы песен, чтобы заглушить инструменты, вставляли сложенные газеты между струнами фортепиано. Результатом стал звенящий, жестяной звук пианино, похожий скорее на шум чем музыку, и давший этой улице прозвище «Tin Pan Alley». Прозвище было присвоено журналистом Монро Розенфельдом, который, согласно легенде, придумал этот термин, когда в 1900 году брал интервью у композитора Гарри фон Тилзера.

Фон Тилзер стоял у истоков, основанного в 1914 году, Американского общества композиторов, авторов и издателей (American Society of Composers, Authors, and Publishers - ASCAP) - организации по защите интеллектуальной собственности и музыкальной индустрии США, что, однако, не помешало  ему воспользоваться чужой мелодией, которая ему понравилась. 12 мая 1909 года, всего через девять дней после того, как Армстронг и Кларк опубликовали свою песню «I Love My Wife; But, Oh, You Kid!», фон Тилзер и Джимми Лукас выпустили свой вариант с более выигрышной мелодией, более откровенной лирикой и с тремя, а не одним «I Love» в названии. Конечно, можно было бы просто сказать, что это - чистый грабеж, но, на самом деле, всё было не совсем так. В течение многих десятилетий популярными песнями о супружеской измене были викторианские пьесы о нравственности – слезливые, сентиментальные баллады, грозившие одиночеством и остракизмом всем тем, кто осмелился осквернить семейную спальню. Даже в комических песнях сквозила пуританская мораль. Версия же фон Тилзера и Лукаса воспевала внебрачные махинации с неподдельной радостью, пониманием и одобрением. Другими словами, песня настаивала на том, что «все сейчас так делают», как сказал несколько лет спустя по тому же поводу Ирвинг Берлин. 

Billy Murray - I Love My Wife, But Oh You Kid (1909). 

Каким образом «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» стала хитом, сейчас установить, к сожалению, уже невозможно. Так как в 1909 году звукозаписывающая индустрия находилась ещё в зачаточном состоянии, музыкальная экономика питалась, в основном, продажами нот, а хиты обычно исполнялись со сцены. Самый надежный способ превратить новую песню в хит - это включить её в репертуар какой-нибудь эстрадной звезды. Задача, обычно, решалась с помощью взятки. Если песня нравилась слушателям, то её брали в свой репертуар другие популярные исполнители и гастрольные труппы водевиля, которые разносили мелодию из Нью-Йорка по всей стране. Затем песню подхватывали танцевальные группы, ресторанные оркестры, поющие официанты и уличные торговцы; песня записывалась на бумажные рулоны разнообразных механических музыкальных автоматов, восковые цилиндры или пластинки. В конце концов, хит делал то, что было главной целью музыкальных издателей, а именно скачок со сцены водевиля к миллионам  пианино в домашних  гостиных. В случае с «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» не нашлось никаких свидетельств, указывающих на то, когда и кем песня была популяризована. Можно лишь предположить, что это было сделано несколькими певцами. Гарри фон Тилзер был известным хитмейкером и его новинки всегда пользовались вниманием исполнителей. Менее чем через месяц после публикации «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» продвинулась на запад до Айовы. 10 июня 1909 года газета «Des Moines News» опубликовала передовую статью о расходах в конгрессе, в которой упоминалось название песни, которая словно лесной пожар ворвалась в популярную музыку. 

В августе 1909 года песня в исполнении Артура Коллинза (Arthur Collins) заняла 2-е место в списке Billboard.

Arthur Collins - I Love My Wife, But Oh You Kid (1909). 

В том же месяце песня в исполнении Боба Робертса (Bob Roberts) ещё раз побывала в списке Billboard, поднявшись до 5-го места.

Bob Roberts - I Love My Wife, But Oh You Kid! (1909).

В сентябре 1909 года Эдвард М. Фейвор (Edward M. Favor) поднялся с песней до 9-го места в хит-параде.

Edward M. Favor - I Love My Wife, But Oh You Kid! (1909).

До сегодняшнего дня сохранились тысячи свидетельств охватившего Америку безумия. Сотни открыток смаковали двусмысленности текста, находя в нем темы для глупых шуток, каламбуров, расовых и этнических карикатур. Название песни можно было увидеть на самых неожиданных предметах: от галстуков и манжет до столовой посуды. Как и многие фразы в поп-культуре, от «Элементарно, Ватсон» до «Whoomp! There It Is», фраза «But Oh! You Kid!» быстро стала общеизвестной, соблазняя миллионы и раздражая почти столько же. Она использовалось в рекламе всего: от бродвейских мюзиклов до кренделей. «But Oh! You Kid!» была переведена на эсперанто («Ho! Vi kaprido!»). Её орал влюбленный филадельфиец, когда прыгнул с моста в реку, пытаясь покончить жизнь самоубийством. Она вызвала скандал в церкви города Женевы, штат Иллинойс, когда шутник изменил гимн, добавив строку «But Oh! You Kid!» в стихи религиозного гимна «Я люблю Бога моего». На улицах американских городов торговцы предлагали на продажу пуговицы с этим идиотским рефреном. Фонографы повторяют идиотское восклицание, и исполнители водевиля вводят его принудительно в свой и без того утомительный диалог. «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» добралась до Белого дома. На ужине клуба «Gridiron», ежегодном торжественном собрании элиты Вашингтона, на котором в декабре 1909 года присутствовал президент Уильям Говард Тафт, его приветствовали песней: «Мы любим, мы любим, мы любим Рузвельта - но, ты, Тафт!». К началу нового 1910-го года «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» настолько утомила общество, что газета «Arizona Silver Belt» с раздражением заметила: «Возможно, худшее, что породил 1909 год, - это идиотское клише « О, ты, малыш!».

Бешеная популярность песни имела и отрицательные последствия. Для многих американцев «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» переступила границы приличий и стала оскорблением, предметом правонарушения, а иногда и поводом для насилия. Фермер из Миссури, который прислал молодой женщине открытку с надписью «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» был доставлен в окружной суд города Джефферсон-Сити, где ему угрожали тюремным заключением сроком на пять лет, и был назначен штраф за «отправку ненадлежащего материала по почте». В Лос-Анджелесе «миниатюрная и милая» женщина Мари Дарфи напала на мужчину после того, как он приветствовал ее на улице фразой из песни. Судья полицейского суда стал на сторону Дарфи, постановив: «Приветствие «Oh! You Kid!» является безнравственным и наказывается лишением свободы на срок девяносто дней в городской тюрьме».

Другие юристы были ещё более суровыми. Газета «Нью-Йорк Таймс» от 28 октября 1909 года отметило странное постановление суда в Питтсбурге: «Любой мужчина, который в публичном месте крикнет женщине «Oh! You Kid!», даже если это будет его собственная жена, может быть побит. Магистрат города не будет наказывать человека, который устроит избиение». Автор редакционных статей в Аризоне пошел дальше: «Человек, который без причины или с причиной скажет: фразу «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!», долго не протянет, потому что кто-нибудь из милосердия для окружающих прекратит его существование». И как оказалось, это был отнюдь не надуманный сценарий. В октябре 1910 года в Атланте некто Джордж Ламберт выстрелил в управляющего железнодорожной компанией Н.Х. Бассетта после того, как тот подошел к жене Ламберта на улице и закричал: «Oh! You Kid!». «Ламберт сдался властям, но был сразу же освобожден, а Бассет скорее всего умрет» - равнодушно сообщили телеграфные службы. За уличными конфликтами и драконовскими правовыми решениями мы можем увидеть беспокойство пост-викторианского общества, опасающегося появления грубых манер, смены брачных ритуалов и угрозы идеалу «чистой женственности» XIX века. Опасения традиционалистов усилились благодаря получению женщинами избирательного права, что в перспективе обещало им дальнейшие свободы, в том числе и сексуальные. 

Вина за разрушение традиционных ценностей, как водится, была возложена на массовую культуру, в частности на популярную музыку. «Наводящая на неприличные размышления песня» вызвала праведный гнев социальных реформаторов и духовенства. Уилбур Ф. Крафтс, методистский священник и глава Вашингтонского Нацинального бюро реформ, заявил в газетном интервью: «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» сильно вредит человеческой морали. Люди смеются, когда я говорю им это, но это действительно так». Эссе 1909 года в журнале «Physical Culture» перекликается с мнением пастора: «Одним из самых удивительных примеров падения нравственности человечества вообще, и женщин в частности, является нездоровая популярность этой дурацкой песни, которая предельно ясно и откровенно изображает неверного мужа. Где бы она ни пелась, ей весело аплодируют. Певец всегда старается так модулировать свой голос, чтобы сделать смысл песни предельно однозначным. Национальная жизнь зависит от нравственной жизни. Разрушенная мораль, униженные принципы и вырождение означают постепенное уничтожение человечества… «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» - разве есть в этой фразе что-нибудь забавное?». Самым выдающимся противником песни был проповедник-евангелист Билли Сандей, речи которого в начале ХХ века собирали десятки тысяч американцев. В своей проповеди 1911 года он обрушился на поп-музыку: «В прошлом популярные пьесы и их песни прославляли брачные отношения. Сейчас мы слышим в театре такие песни, как «Моя жена уехала в деревню! Ура! Ура!» или «Я люблю свою жену, но, о, ты, малыш!». Это дьявольские песни, которые толкают слушателей в грех и ад». Tin Pan Alley немедленно ответила на выпад священника новой песней «I Love My Billy Sunday, But Oh You Saturday Night» («Я люблю тебя Билли Сандей (Суббота), но ты о субботняя ночь!»).

В отдельных случаях критика песни приобрела расистский оттенок: мелодию презирали как социальную заразу, ядовитую смесь «ритмов джунглей» черного рэгтайма и «музыки для низшего класса», издаваемых «Мельницами еврейской песни» («Hebrew song mills») на Tin Pan Alley. В 1910 году эта небольшая нью-йоркская улица стала эпицентром мании под названием «О, малыш!». Авторы песен изо всех сил пытались извлечь выгоду из большого хита, создавая пародии: «Я люблю свою жену - но, о! Ее семья» или «Я люблю свою лошадь и повозку, - но, о, ты, «Бьюик»!», и многочисленные вариации на тему уличных pickups и незаконных встреч. Песня за песней обыгрывали прелюбодеяние в комичной манере: «Меня не будет дома, ведь пока ещё не поздно, дорогой», «Она взяла моего мужа и забыла вернуть назад », «Если ты говоришь во сне, то постарайся не упоминай мое имя», «Я доверяю своему мужу где бы он не находился, но всё-таки лучше мне быть рядом», «Я могу танцевать со всеми, кроме моей жены», «Не оставляй свою жену в одиночестве», «Ты для меня единственная, пока моя жена в отъезде», «Я рад, что моя жена в Европе», «Все дома, кроме твоей жены» и тому подобное. Одна из пародий «My Wife’s Gone to the Country! Hurrah! Hurrah!» («Моя жена уехала в деревню в страну! Ура! Ура!») стала первым хитом 21-летнего Ирвинга Берлина. Песня Берлина сама по себе была сенсацией, но ее куплет выдавал её происхождение: «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!».

Collins and Harlan sing Irving Berlin's «My Wife's Gone To The Country Hurrah! Hurrah!» (1909).

Эти побочные продукты были недолговечны, и их популярность длилась пару месяцев после публикации. Но оригинал имел намного более длительный срок годности. В 1921 году составитель словаря «The American Language» Г.Л. Менкен жаловался на банальность фразы «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!», которую он, тем не менее, включил в список «текущих фраз и пословиц, отображающих национальный американский юмор». «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» была любимой поговоркой Граучо Маркса (Groucho Marx), который годами использовал его в своих скетчах или в качестве слогана, когда подписывал автографы. В американской литературе фраза появляется в «42-й параллели» Джона Дос Пассоса (1930), в «Городе» (1957) Уильяма Фолкнера, в «Что-то случилось» Джозефа Хеллера (1974). 

Billy Murray - If You Talk In Your Sleep, Don't Mention My Name (1911).

В течение десятилетий американские композиторы и поэты неоднократно обращались за вдохновением к хиту Гарри фон Тилзера и Джима Лукаса. В мюзикле MGM «The Harvey Girls» (1946), где снялась Джуди Гарлэнд, была использована песня-бурлеск Гарри Уоррена-Джонни Мерсера «Oh, You Kid» в исполнении Анжелы Лэнсбери. «О, парень! Я не знаю, прячет ли тебя жена от других, но она была бы мудрее, если бы так делала», - пела Лансбери. 

Angela Lansbury - «Oh, You Kid» (1946).

1950 – 1960-е годы обычно рассматриваются, как рождение популярной музыки в современном её понимании: когда рок-н-ролл расколол поколения, выпустив наружу, таящиеся внутри новой музыки силы протеста против обыденности. Но хопперы 50-х и битники 60-х годов просто повторили сцены, которые разыгрывались десятилетия назад. На рубеже веков танцевальные залы бурлили ищущей выхода сексуальностью. В  книге Джона Диллона «От Танцевального зала до Белого рабства. Величайшая трагедия в мире» (1912) было отмечено: «В среднем 86 000 молодых людей посещают за один вечер танцевальные залы Чикаго, где под музыку дешевых оркестров они приобщаются к новинкам Tin Pan Alley». Рабы рэгтайма – это совсем не плод воспаленного воображения Билли Сандея, а песня  - не просто очередная новинка. «I Love, I Love, I Love My Wife—But Oh! You Kid!» стала, как и другие хиты своей эпохи, маркером поколения, гимном меняющихся времен, свободы и молодости. Это для нас старые песни звучат, зачастую, глупо, но сто лет назад они несли обществу тинейджерский задор и угрозу панк-рока, подтверждая своим появлением истину, что в 1909, как и в 1966, и в 2020 году с молодежью всегда все в порядке.