Антон Чернин. Полная история русского рока, рассказанная им самим.
Часть 4. Очень
тяжкие времена (1991–1995)
14. Борис
Гребенщиков. «Русский альбом» (1991)
—
Распущена военная организация социалистических стран — Варшавский договор.
—
Официально закрыта Всесоюзная пионерская организация.
—
Начинает разваливаться Югославия: республика Македония провозглашает себя
независимым государством.
—
Президент СССР Михаил Горбачев подает в отставку.
—
Прекращает свое существование Союз Советских Социалистических Республик.
Руководители России, Белоруссии и Украины принимают решение о создании Содружества
Независимых Государств.
…и все это происходит под следующую музыку: «Дюна» — «Привет с Большого Бодуна», «Любэ» — «Тулупчик заячий», Буланова — «Не плачь».
К 1991
году энтузиазм первых лет перестройки уже изжил себя. Он еще вспыхнет в августе
— но уже так, на полшишечки. Это был год, который плохо начался и плохо закончился.
В воздухе пахло распадом. Страна действительно не пережила того года, хотя в
марте был референдум и три четверти пришедших на участки высказались за
сохранение СССР.
Прибалты
голосовать отказались — еще в январе демонстрации в Риге и Вильнюсе столкнулись
с ОМОНом. Дело кончилось человеческими жертвами. Привычную аббревиатуру «СССР»
в 1991-м предлагали сократить до «ССГ» — Союз Суверенных Государств. По идее
неплохо, однако произнести эти три буквы не поморщившись нельзя.
Государство
пыталось жить своей жизнью, его жители — своей. На фоне всеобщего дефицита и
талонной системы неоценимым сокровищем для рядового гражданина стала коробка с
гуманитарной помощью. Обычно это были пайки немецких или американских солдат:
галеты, масло, паштет в баночке, растворимый кофе и печенье. Эти коробки
теоретически распределялись среди многодетных семей и неимущих, а на практике
большая часть их сразу шла налево. И продавалась на толкучках — привычных нам
мелкооптовых рынков в 1991-м еще не было.
Когда
благотворители сообразили, что их дары идут не туда, они стали ставить на своих
посылках штампики «Не для продажи». Торговать ими меньше не стали — наоборот,
штампик служил гарантией подлинности покупки. Когда же гумпомощь все-таки
распределяли, дело нередко заканчивалось дракой…
Вы
спросите, что это мы все о съестном? Дело в том, что духовная жизнь тоже была
не фонтан. Залежи шедевров, оставшихся после падения советской власти, иссякли,
и читать было особенно нечего. Смотреть — тоже: кинотеатры опустели, а
телевидение пытались давить. В 1991 году закрыли «Взгляд» и «До и после
полуночи», а в Останкинском телецентре на всякий случай ввели усиленную охрану.
Весь год
можно воспринимать как цепочку больших и малых распадов, один из которых
случился 14 марта 1991 года. Развалилось то, что к Советской власти никогда
отношения не имело — но при этом являлось для многих людей глотком воздуха в
последнее десятилетие СССР. Вечером, в 23:06, в Ленинграде, во Дворце спорта
«Юбилейный», на Восьмом фестивале Рок-клуба начался последний концерт группы
«Аквариум».
Звук был
не фонтан, да и настроение у группы было не лучшим. К 1991 году «Аквариум»
находился в состоянии аморфном. Часть «аквариумистов» параллельно играла в
группе «Трилистник» под руководством Дюши Романова, другие собрали свой проект
«Турецкий чай» и с бывшими коллегами на сцену не выходили. Взаимоотношения
музыкантов между собой с годами осложнились, и всем было понятно: пора
заканчивать. Что и произошло на концерте 14 марта. Под грохот разбитого
большого барабана «Аквариум» сошел со сцены, и все занялись другими делами.
Борис
Гребенщиков: После того как тяжесть ярма под названием
«Аквариум» была с нас снята, все вдруг разом перестали болеть. До этого у нас
были какие-то болячки, чисто физические, — а теперь все прекратилось. И у меня
тоже все прошло — наверное, решение распустить тогдашний «Аквариум» было
правильным.
Но делать
чего-то надо и песни какие-то уже писались. У меня вдруг начали писаться песни
совершенно в другой идиоме. Не рок-н-ролльные, а такие балладные, в странных
размерах. В то время у меня был близкий друг, музыковед Олег Сакмаров. Мы с ним
часто выпивали разные напитки, обсуждали разнообразные темы мировой культуры и
даже пробовали играть. Ради того, чтобы со мной играть, Олег изучил искусство
игры на флейте и потом даже влился в состав группы «Наутилус». Так что мы с ним
решили, что можно попробовать что-то сделать вместе…
Первым
намеком на будущий «БГ-Бэнд» стало выступление Гребенщикова на фестивале
журнала «Аврора» в сентябре 1989 года. Тогда он только-только вернулся из
Соединенных Штатов после выхода альбома «Radio Silence». А возвращались тогда
немногие. Гребенщиков вышел на сцену не с привычным всем стадионным
«Аквариумом», а со скрипкой, флейтой и аккордеоном — то есть с Андреем
Решетиным, Олегом Сакмаровым и Сергеем Щураковым.
Хитов он
тоже петь не стал. Из публики раздавались крики: «„Полковника Васина“ давай!»
или «„Город золотой“, Боб!», однако Гребенщиков одернул крикунов:
— Еще
«Старика Козлодоева» попросите! До чего вам здесь мозги промыли!
После
четвертой песни группа сошла со сцены, с помощью милиции села в автобус и
уехала. В 1991-м, когда те же люди вошли в «БГ-Бэнд», они столь же сильно не
хотели выезжать на материале из прошлого. Но теперь им было что предложить
публике взамен песен 1980-х. Новые песни пошли одна за другой.
Борис
Гребенщиков: Получилось так, что наш один знакомый колдун,
когда у меня организовалось две недели свободного времени, вытащил нас с женой
куда-то в горы. Но не чтобы кататься на лыжах (я не умею этого делать), а просто
в тихое, спокойное и магически проверенное место. И вот я там сидел и читал
жития святых. А в столовой при этом собирались люди, которые на двух очень
расстроенных советских гитарах играли инструментальные произведения группы «Led
Zeppelin». Это были не очень молодые простые рабочие люди, которые сидели и
играли «Led Zeppelin» на семиструнных гитарах. И вот сочетание исполнения «Led
Zeppelin» и чтения жития святых — все это каким-то образом дало толчок к
появлению песни «Никита Рязанский», а уже из «Никиты Рязанского» вырос весь
остальной альбом.
Если вы
начнете искать в православных святцах имя Никиты Рязанского — напрасный труд,
не найдете. Хотя многие фанаты пытались это сделать.
Борис
Гребенщиков: Ну правильно, такого и нет — я его сам придумал.
Но, наверное, дело было в том, что в начале 1990 годов у всех было абсолютно
ясное ощущение, что та страна и тот строй, которые были раньше, кончились. И мы
оказались в абсолютно новом мире. И новый мир требует к себе другого подхода. И
вся та старая помпа, которая была, — будь то «Аквариум», будь то «Поющие
гитары», будь то что угодно, — оно больше не действует. И единственное, что
имеет смысл, — это начать с самого начала: с одной гитары, с одного голоса, — и
научиться писать что-то, чего еще нет.
Случилось
так, что песня «Никита Рязанский» была еще и экранизирована. Причем сам
Гребенщиков никаких усилий к этому не прикладывал — инициатива была не его. На
Гребенщикова вышел Валерий Хаттин — будущий постановщик клипов «Короля и Шута»,
«Кукрыниксов» и многих других питерских музыкантов. Хаттин был еще и
художником, и один из московских покупателей его картин дал Валерию денег на
съемку клипа Гребенщикову. Тот не возражал.
Борис
Гребенщиков: Пришел какой-то человек, сказал, что у него есть
какие-то кинематографические призы и что ему совершенно ничего от меня не
нужно, только чтобы я у него полчаса посидел в квартире и сыграл эту песню пять
раз, а больше он никого и тревожить не будет. Я сказал, что согласен. И потом я
этот клип увидел, по-моему, года через три.
«Никита
Рязанский» был одним из первых российских клипов, целиком сделанных на
компьютере. Если не самым первым. В 1995 году на фестивале «Экзотика» этот
видеоролик занял первое место, и до сих пор его время от времени можно увидеть
в сетке вещания музыкальных телеканалов.
А вторая
песня, написанная для «Русского альбома» практически одновременно с «Никитой
Рязанским» — «Государыня», возникла на репетиционной базе «Аквариума» в апреле
1991-го. Студия находилась в ДК работников связи. Это самый центр Питера, на
Большой Морской улице, в двух шагах от Исаакиевского собора. Но на удобном
расположении плюсы студии и заканчивались.
Борис
Гребенщиков: Студией тогда называлась одна комната в коридоре
на четвертом этаже. В соседней комнате там был балетный кружок и все время
сидели мамы, которые шумели, вязали, громко разговаривали… Там бегали дети, под
окном ездили машины, и ездили так, что все тряслось. Реально записывать можно
было только по ночам, когда переставали ездить тяжелые грузовики. Тогда это
была единственная комната, где мы могли репетировать, если не дома. А дома уже
было сложно.
В первые
недели репетиций новый проект не назывался никак. Но уже в апреле музыканты
поехали по России, и пришлось придумывать название. Чтобы, с одной стороны,
было понятно, кто приехал, а с другой стороны — сразу объяснить, что это не
«Аквариум». Как и все в тот период, концерты нового состава начались совершенно
случайно. По инициативе Олега Сакмарова.
Борис
Гребенщиков: Мы несколько раз выезжали до этого куда-то
вдвоем, втроем. А у него в Казани были родственники. Он говорит: «Поехали в
Казань? Съездим, маленьким составом что-нибудь такое сыграем, а?»
С Олегом,
скрипачом и аккордеонистом мы засели в ДК работников связи и несколько дней
порепетировали. То, что у нас получалось, выходило довольно необычным. Было
понятно, что это совсем не похоже на «Аквариум», и мы решили, что это будет
называться «БГ-Бэнд».
Когда мы
приехали в Казань, у нас было всего приблизительно восемь песен. По дороге мы
все думали, что бы нам такого еще сыграть? Все равно процентов на шестьдесят
это была полная импровизация. Но при этом концерт удался. Только люди не
поняли, почему так мало. А честно сказать, у нас больше ничего и не было.
Нам
говорят: «„Город золотой“ давайте!» А мы не хотим «Город золотой»… Это был
«Аквариум», а то, что мы делаем сейчас, — совсем другое. Это для сегодняшнего
дня. Героические 1980-е годы прошли, и хватит. Под этим лозунгом и начали
писаться все остальные песни. И основное было — как можно дальше отдалиться от
того образа, который был у всех в умах.
Песни для
будущего альбома писались в самых неожиданных местах и в самое неподходящее
время.
Борис
Гребенщиков: Курехин очень долго меня вытаскивал к себе на
дачу, которую зачем-то купил на озере Селигер. А я по своим изысканиям знал,
что там находится Нилова пустынь. И мы с чудовищно интересными приключениями
доехали до туда. С трудом. Совершенномистическим образом. То есть мы едва не
погибли пару раз за эту поездку.
Ехали мы
с полной машиной детей. На очередной развилке цыгане направили нас по
несуществующему пути, и в итоге в два часа ночи мы оказались в бездорожье на
границе Тверской и Новгородской областей. Тверская область вообще славна своими
ведьминскими традициями. Там с нечистой силой все в порядке. Нас засосало ночью
в такое болото, что выбраться было просто невозможно.
Я отошел
в сторону и начал молиться. Не я видел — другие люди видели, как машину отпустило,
и мы все-таки смогли уехать. Дело шло уже к утру. Я все время засыпал за рулем
и выезжал на встречную полосу, а скорость была за сто двадцать. То есть вполне
в тот раз мог дать дуба… но как-то Бог сохранил. И уже на следующее утро после
всего этого я написал заготовочки сразу для трех песен.
Отказавшись
от большого состава, группа внезапно обрела мобильность. Собственно,
повторилась ситуация рубежа 1980-х, когда ранний «Аквариум» просто брал
инструменты в руки и ехал по первому приглашению. Без договоров, без концертных
райдеров, без пресс-конференций — без малейших признаков большого шоу-бизнеса.
Борис
Гребенщиков: На самом деле, что бы я сейчас ни говорил,
воспоминания все равно будут очень расплывчатые. Потому что как это все
происходило? Группа грузится в поезд, куда-то мы едем, потом нас где-то селят,
потом саундчек-концерт, затем выпивание большого количества водки и отчаянные
споры о жизни такого-то русского святого… Все это продолжается до утра, а утром
нас опять грузят, опять куда-то везут, и так происходит в течение года.
Вспомнить что-либо реально невозможно.
По
счастью, музыканты «БГ-Бэнда» в бытовом плане не были особо требовательны.
Борис
Гребенщиков: Путешествовалось просто. Потому что в отличие от
супергруппы «Аквариум» у нас было всего четыре человека на сцене плюс в зале
один человек, который строил звук, — и все. Аппаратчиком был родственник Олега
Сакмарова, и он же занимался организацией гастролей.
Мы
поехали раз, поехали два, а потом вдруг неожиданно выяснилось, что мы уже
находимся в середине какого-то тура. Мы ездим и играем, играем и ездим — и
конца этому не видно. Оттуда зовут, отсюда зовут, а денег все равно нет, но
зарабатывать их надо и мы продолжаем ездить.
Там, где
два концерта, — там и четыре, а там, где четыре, — там и десять. Никто на это
не рассчитывал, но за год существования коллектива мы объехали какое-то
чудовищное количество российских городов. Я даже не знал, что их столько есть.
Действительно
так. Сто первый концерт группы прошел менее чем через год ее существования.
Дело было в городе Тольятти. На тот момент «Русский альбом» все еще не был
издан, так что для большинства зрителей песни все еще оставались незнакомыми.
Тем не менее народ стойко выдерживал все.
Борис
Гребенщиков: До этого я год прожил в Штатах и год в Англии. А
потом вернулся, и наш старинный приятель Саша Липницкий из группы «Звуки Му»
начал вводить меня в мир русских икон. Поскольку он был и есть по ним большой
специалист. Я начал активно скупать альбомы по этому вопросу и смотреть, что да
как. Я открыл для себя русскую церковь не со стороны богослужения, а с бытовой
стороны. Весь тот год я очень много читал по поводу русских святых и всего
остального. И поэтому мне нравилось ездить туда, где есть какой-то особенный
собор или монастырь. Мне было очень интересно поехать и своими глазами все это
рассмотреть.
Когда до
этого в конце 1980-х мы ездили с группой «Аквариум», там было так: гостиница —
зал, зал — гостиница. А теперь мы приезжали куда-то и первым делом шли смотреть
церкви. Вся группа, как солдаты, поднимались в восемь часов утра, ругаясь про
себя, но со мной не поспоришь. И все валили в церковь и там стояли. Но зато я
увидел Россию впервые как она есть. И это в свою очередь дало какие-то толчки
для каких-то песен. Получилось так, что «Русский альбом» целиком был написан
месяцев за пять — прямо во время гастролей.
По поводу
того, кто и как повлиял на музыку Гребенщикова, написаны тома. Одно из наиболее
частых сравнений — британская группа «Jethro Tull». Дело в том, что и у
британцев, и в «Аквариуме» (и в «БГ-Бэнде») солирующим инструментом всегда была
флейта. И надо же было такому случиться, что 21 июля 1991 года «БГ-Бэнду»
суждено было столкнуться со своими кумирами на одной сцене. Причем это была
сцена огромного фестиваля «Rock Summer» в Таллинне, на которой акустическая
четверка в принципе должна была смотреться невыигрышно.
Борис Гребенщиков: В
основном мы выступали во Дворцах культуры или по филармониям. Нас это вполне
устраивало. Потому что люди сидят, и более-менее все слышно. Но вот в Киеве мы
попали на какой-то фестиваль. Мы вчетвером выходим на площадочку, а перед нами
и под нами весь Киев! И мы: ой-ей-ей, что же делать, у нас всего четыре песни,
и они все такие тихие!
А еще
круче мы попали в Таллинне. Перед нами там играли «Jethro Tull», а сразу после
нас — классики панка «Stranglers». Что в такой ситуации делать — непонятно. Я
случайно встретил нашего старого ударника Сашку Кондрашкина и говорю:
— Саня!
Выручай! Не хватает ритма!
Сашка
оказался молодец. Он говорит:
—
Показывай, какие у тебя тембры и аккорды!
И все.
Так и сыграли.
Параллельно
с работой над «Русским альбомом» был у Гребенщикова еще и кинопроект.
Оставшийся в наследство от «Аквариума». В киноленте «Два капитана-2» должна
была сниматься вся группа, и действительно, в одном из эпизодов можно увидеть
ветеранов «Аквариума» Дюшу Романова и Михаила Файнштейна. Это те самые
революционные матросы, которые сидят и пьют шампанское из котла. Шампанское,
кстати, было настоящее, коллекционное, а дублей было много, и музыканты
нахлестались им так, что Дюша до конца жизни не мог смотреть в сторону вина с
пузырьками…
Но жизнь
решила по-своему — «Аквариум» ушел в историю, у Гребенщикова появились свои
идеи, а у авторов картины Сергея Дебижева и Сергея Курехина — свои.
Борис
Гребенщиков: Фильм снимался одновременно с «Русским альбомом».
Поэтому в съемках я принял самое минимальное участие. Вообще говоря, фильм
сначала затевался как история «Аквариума». Потом уже Дебижев начал снимать
какие-то свои фантазийные вариации на тему песен. Ну а потом подсоединили
Курехина, и фильм попал в надежные руки. Я уже понял, что с таким режиссерским
составом о судьбе картины я могу не волноваться.
Вообще
Сергей Дебижев в видеоистории Бориса Гребенщикова — одна из ключевых фигур. Как
художник он нарисовал обложки «Дня серебра» и «Равноденствия», а как режиссер —
снял «2–12–85–06». Именно в последнем клипе, кстати, Дебижев впервые начал
работать «под хронику». А уже на «Двух капитанах-2» довел этот прием до
совершенства.
Впрочем,
кинокарьера БГ у большинства людей ассоциируется не с Дебижевым, а с другим
режиссером — Сергеем Соловьевым. Их сотрудничество началось с «АССЫ»,
продолжилось фильмом «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема
любви», а в 1991 году Соловьев закончил эту трилогию картиной «Дом под звездным
небом», премьера которой прошла 10 ноября в Москве, в кинотеатре «Россия», и
сопровождалась трагедией.
Борис
Гребенщиков: Упал фонарь и убил какого-то человека, насколько
я помню. Это было на Пушкинской площади, и какого-то осветителя убило фонарем.
Поэтому, когда нас проводили на сцену, нам пришлось через лужу крови идти. Но
этот фильм был под несчастной звездой затеян. Видит Бог, я не хотел для него
писать музыку, но Соловьев меня уговорил, хотя ничего хорошего из этого все
равно не вышло. Это был тяжелый фильм, это была очень тяжелая музыка, и вообще
тяжелая ситуация.
Распад
«Аквариума» в 1991-м не был событием окончательным — уже через год группа
собралась под тем же названием, хотя и в другом составе. Но была в 1991-м и
непоправимая потеря. Концерт «Аквариума», заявленный как последний, стал
по-настоящему последним концертом Майка Науменко. Его не выпустили на сцену с
родной группой «Зоопарк» — и он вышел с «Аквариумом» на свой коронный номер —
«Пригородный блюз».
Борис
Гребенщиков: Я сразу узнал о том, что случилось с Майком.
Потому что буквально за несколько дней до этого мы с ним встречались. Возможно,
это был его день рождения, хотя, может быть, и какой-то другой праздник. Я
пришел к нему в гости, и Майк был в лучшем состоянии, чем до этого, потому что
до этого он был год почти парализован, а тут уже сам двигал руками и ногами. Но
у него уже с головой что-то не то происходило… потому что нельзя так пить.
Вся его
группа ко мне подходила. Группа у него состояла из прочнейших пьяниц, но даже
эти люди приходили ко мне и просили как-то повлиять на ситуацию. Просто Майк…
он был слишком большой души человек. Каждое утро к нему являлись совершенно
незнакомые люди, которые заявляли, что они приехали откуда-нибудь из Ижевска
специально, чтобы выпить со знаменитостью. Каждое утро! Из года в год! Ну… в
результате Майк и допился… просто до какого-то ужасного состояния. Нельзя же
так! Все-таки иногда нужно и отказывать.
Майка не
стало 27 августа 1991 года, когда по всем каналам показывали, как страна
радуется освобождению от ГКЧП. Наступало другое время, в которое лидер
«Зоопарка» вписаться не мог.
А за
неделю до этого трагического события, 19 августа 1991 года, во всех телевизорах
страны зазвучала музыка из балета П.И. Чайковского «Лебединое озеро». Президент
СССР Михаил Горбачев, отдыхавший в Крыму, был отстранен от руководства страной.
Власть перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению (ГКЧП).
Этот день
«БГ-Бэнд» встретил в сибирском городе Усть-Илимске. Сохранилась даже запись
того концерта, правда не целиком.
Борис
Гребенщиков: Незадолго до этого на нашем горизонте появился
Чиж — Сергей Чиграков. На тот момент он играл с группой «Разные люди». Каждое
лыко тогда шло в строку, и вместе с этими нашими новыми знакомыми мы решили
отправиться в тур по Сибири.
С группой
«Разные люди» Гребенщиков был знаком уже несколько месяцев. Еще в мае 1991-го
обе эти группы плюс «ДДТ» играли в Харькове концерты в пользу страдающего
болезнью Бехтерева лидера «Разных людей» Александра Чернецкого. Во время
гастролей по Сибири дружба еще упрочилась — вечерами, после обильных возлияний,
музыкант «Разных людей» Сергей «Чиж» Чиграков пел Гребенщикову советские песни,
о которых тот понятия не имел. Одну из таких песен — «Звездочку» группы «Цветы»
— БГ и Чиж потом даже записали.
Борис
Гребенщиков: В то время можно было даже арендовать для
гастролей отдельный самолет. Мы арендовали, улетели в Усть-Илимск и попали
прямиком под объявление о переходе власти к ГКЧП. Мы услышали объявление по
радио и стали думать: что теперь делать?
То есть
было ясно, что в Москву нам возврата нет. Это понимали все. А куда есть? Куда
из этого Усть-Илимска можно деться? Мы отыграли концерт, переехали в Иркутск и,
помню, там на сцену вылез человек, который просил всех присутствующих после
концерта пойти и лечь под танки.
Публика в
ответ кричала:
— Да-да!
Хорошо, мы ляжем! Только не мешай музыку слушать, — а потом пойдем и ляжем куда
угодно!
Этот
человек вылез прямо в середине концерта. Сперва я чуть не скинул его со сцены.
А он все кричал:
— Готов
умереть, лишь бы мы победили!
Все ему в
ответ:
—
Ура-а-а! А теперь вали, и мы продолжим концерт!
Время
было, конечно, очень смешное.
Вскоре
после августа 1991-го СССР просто перестал существовать. Сейчас Борис
Гребенщиков уверяет, что совершенно не помнит того, как это произошло.
Борис Гребенщиков: Я хочу
пояснить свою позицию. Потому что, по-моему, из моих ответов складывается
ощущение, что я уже давно выжил из ума и все важные для родины события просто
прозевал.
Попытаюсь
объяснить, как все это выглядело с моей точки зрения. Долгое время мы сидели и
занимались делом, которым заниматься было нельзя. Ничто в этой стране тогда не
было приспособлено для того, чтобы ты занимался своим делом. Однако год за
годом ситуация меняется. В стране начинают происходить странные штуки: то, что
вчера было нельзя, понемногу становится можно. Можно открыть свою фирму —
пожалуйста, Курехин открывает свою фирму! Можно взять и арендовать для записи
Дом радио. Кто нас раньше, на фиг, пустил бы в этот Дом радио?!
Можно то,
можно это! Плюс ко всему еще и открылись границы. Мы стали ездить туда, куда
раньше ездить было нельзя или нереально. К 1991 году я уже два года разъезжал
по миру и успел пожить во многих довольно странных местах. Так что на фоне
всего этого ГКЧП и все остальное выглядело, конечно, как крупная история, но
все-таки не самая крупная на свете.
Мы
продолжали ездить по стране. У тебя концерт здесь, концерт там, и нужно как-то
переехать, нужно как-то добраться, нужно пьяного ударника погрузить в автобус,
а потом выгрузить. Когда вечером тебе говорят, что еще и СССР развалился, — ты
уже не в состоянии даже зарегистрировать это сознанием.
В январе
1992-го музыканты выкроили время для записи уже готовых песен. И сели на студию
в Москве — в Государственном доме радиозаписи на улице Качалова. К тому времени
в группе уже появилась ритм-секция — Александр Титов и Петр Трощенков из
старого «Аквариума». Работа шла легко и с удовольствием.
Борис
Гребенщиков: Наш друг Саша Липницкий договорился с какими-то
своими знакомыми, которые работали в Доме радио, и нас очень уважали. Каким-то
чудом они договорились, что это все делается бесплатно. Вроде бы под соусом
того, что позже наш альбом будет транслироваться на «Радио России».
Студия
была большая, удобная. Нам дали большое количество времени, и мы все прекрасно
записали, не заплатив никому ни копейки. Думаю, такие чудеса возможны были
только в то странное время.
А с
выпуском уже готового альбома музыкантам помог другой их приятель — Сергей
Курехин. Отношения Курехина и Гребенщикова прервались после альбома «Дети
декабря», но в начале 1990-х опять наладились.
Борис
Гребенщиков: До этого мы не виделись с Сережкой года три. Он
занимался своим делом, а я — своим. Меня даже в России практически все это
время не было. Но потом мы где-то в 1990 году пересеклись на каком-то большом
общественном событии… едва не сказал «на пьянке»… и обрадовались друг другу.
Мы пошли
ко мне и продолжили все это дело. В итоге заснул я под столом в пальто. С этого
опять начался период буйной дружбы.
В ноябре
1992-го пластинку отпечатала принадлежащая Сергею Курехину фирма «Курицца
Рекордс». Но к тому моменту, как «Русский альбом» увидел свет, «БГ-Бэнда» уже
не существовало. Пришло время возродить «Аквариум» — и он был возрожден.
Решение об этом, кстати, было принято во время съемок клипа на песню «Бурлак».
Новый
«Аквариум» поселился на новом месте — в Петербурге в арт-центре на улице
Пушкинской, дом 10. Теперь их студия была оборудована именно здесь. Обновленный
«Аквариум» сразу же принялся за новый альбом, получивший название «Любимые
песни Рамзеса Четвертого». После нескольких лет экспериментов группа добилась
по-настоящему большого успеха с альбомами «Навигатор» и «Снежный лев».
Потом
были юбилейные концерты к двадцатипяти — и тридцатилетию, ордена, поездки в
Непал и, главное, много блестящих песен.
Но все
это была уже совсем другая история.
Комментариев нет:
Отправить комментарий