Hugues Panassié «Histoire du vrai Jazz»(1959)
Негры
в школе белых. — Беглость - это еще не свинг — Перебои в сердце оркестра. — В
«Савойе» — без «бопа». — Намеренно поддерживаемая путаница. — Печальное
следствие расовых предрассудков. — Прогресс? Нет, регресс
В тот момент, когда подлинный джаз получил,
наконец, в 1945 году признание во всем мире, произошло событие, которое опять
сбило публику с толку.
После 1940 года некоторые негритянские джазовые музыканты — Диззи Гиллеспи, Чарли Паркер, Телониус Монк и ряд других — ввели в свою игру гармонические и мелодические элементы, заимствованные из классической и современной европейской музыки. Увлекшись виртуозностью и гармонической сложностью, они принесли свинг, качество звучания и выразительность исполнения в жертву экстраджазовым поискам. Так появилась манера «би-боп» (be bop). До 1945 года в этой манере играли немногие. Boppers слыли чудаками, их достоинства признавали, сожалея об их недостатках. Бенни Картер говорил о Гиллеспи: «Он бывает обворожителен, но иногда просто вытягивает все жилы». Однако у Гиллеспи и Паркера вскоре появилось много последователей среди молодых негров, которые восхищались их виртуозностью и «хотели делать так же», и главным образом среди белых, ибо последние уже поняли, что им гораздо легче одолеть быстрые пассажи в духе Гиллеспи и Паркера, чем добиться яркого звучания, выразительной силы и непрерывного свинга, свойственных Луи Армстронгу или Джонни Ходжесу. Но Чарли Паркер и Диззи Гиллеспи были очень талантливыми музыкантами и при этом формировались под влиянием выдающихся джазменов, что находило отражение в их игре. Молодые же музыканты «бопа» вдохновлялись исключительно манерой Паркера и Гиллеспи, а негритянские boppers учились в Джульярдской школе, усваивая таким образом манеру белых. Поэтому их музыка сохранила лишь отдаленную связь с джазом.
До 1945 года оркестр иногда имел в своем
составе одного-двух приверженцев «бопа», и контакт с настоящими джазменами
удерживал их в рамках джазовой традиции. Но с 1946 года, когда появились
«боповские» оркестры, их связь с джазом порвалась окончательно. Многие
утверждали, что «би-боп» — это джаз, более того — высшая форма джаза, который
поднялся на уровень «большой музыки». Однако считать «боп» джазом — наивное
заблуждение. Как уже говорилось, одним из основных элементов джаза является
вокализированный характер звучания инструмента, когда музыканты подражают
человеческому голосу, перенося особенности, присущие негритянской вокальной
технике — выдержанные ноты, вибрато и мелкие глиссандо — в инструментальную
сферу. Этот элемент исполнители «бопа» исключили из своей игры. Увлекаясь
предельной беглостью, они не имеют времени придавать звуку выразительность. По
удачному выражению Луи Армстронга, они словно играют упражнения.
Мы отмечали также, что для негритянского
музыкального темперамента характерно повторение простой фразы с нарастающим
свингом. Музыканты «бопа» отказались от риффа, этого средства выразительности,
восходящего к вокальному блюзу и спиричуэлс — главным истокам джаза.
Ритмическая группа, в частности ударник,
является сердцем оркестра, его ровная пульсация служит прочным фундаментом для
импровизаций солистов. Ритмическая группа «би-боп», напротив, играет хаотично и
лихорадочно, причем ударник исполняет как бы сольную партию — часто
оглушительно «бомбардирует» свой барабан, нарушая непрерывность свинга и
раздражая солиста, вместо того, чтобы обеспечивать четкую ритмическую
поддержку, необходимую для свободной импровизации. Из-за подобной игры ударника
«би-боп», в отличие от джаза, нельзя считать танцевальной музыкой. Напомним,
что негры танцуют, слушая ударника: ударник, предающийся «бомбардировкам»,
мешает не только солисту, но и танцору. Когда в «Савойе» впервые выступил
«боповский» оркестр, танцплощадка оставалась почти пустой. После нескольких
таких случаев администрация «Савойи» перестала приглашать ансамбли «бопа».
Аналогичная картина наблюдалась и в других негритянских дансингах. В «бопе»
негры не узнавали своей музыки, что весьма показательно.
Многие ударники «би-бопа» использовали
ритмические обороты, не имеющие ничего общего с джазом. Эти обороты были
заимствованы у антильских негров, которые обосновались в Гарлеме в течение ряда
предыдущих лет. Оркестры «бопа» иногда даже приглашали исполнителя на
антильском бонго, который придавал игре ритмической группы низкопробную
экзотику. Все это пышно украсили смехотворным названием «афро-кубинская
музыка».
О том, что «боп» не джаз, заявляли
выдающиеся негритянские музыканты; в этом вопросе мы должны ориентироваться на
их авторитетное мнение. Приведем некоторые из высказываний.
«„Би-боп“ - не джаз, никогда им не был и не
будет» (Бак Клейтон, «Bulletin du hot-club de France», декабрь 1953 г.).
«Похороним „би-боп“ и прогрессистов, и да здравствует джаз» (Лионель Хемптон,
там же). «„Би-боп“, возможно, и музыка, но не джазовая. Джаз это прежде всего
музыка, которая идет от сердца… В „би-бопе“ хотели видеть эволюцию джаза.
Ничего нет ошибочнее. Впрочем, достаточно чуточку подумать, как становится
ясно, что такая эволюция вскоре привела бы к слиянию с музыкой европейского
происхождения. А это совсем не та цель, которую преследует джаз» (Луи
Армстронг, «Bulletin du hot-club de France», июнь — июль, 1952 г.).
Так говорят не только джазмены. Один из
создателей «би-бопа» Чарли Паркер высказывался не менее определенно: «„Би-боп“
чужд джазу, это нечто совершенно иное, абсолютно постороннее. В „бибопе“ отсутствует
непрерывный свинг» (Американский журнал «Down Beat», 9 сентября 1949 г.).
Телониус Монк, один из немногих «боповцев»,
не порвавших связи с джазом, однажды попробовал убедить своего друга Гиллеспи,
что ударник «би-бопа» играет неправильно: «Ведь твое сердце бьется ровно, а не
рывками. Почему же ты хочешь, чтобы сердце твоей музыки работало в таком
безрассудном ритме? Если бы это было твое сердце, тебе скоро пришел бы конец».
Гиллеспи не нашел, что ответить.
Почему же все-таки люди считают «би-боп»
джазом? Здесь может ошибаться только профан. Публика путала «боп» с джазом
из-за их внешнего сходства, то есть по той же причине, по какой 20 лет назад
приняла «коммерческий» псевдоджаз за подлинный — одинаковые инструменты (труба,
саксофон, фортепиано, ударные) и одинаковый репертуар (блюзы «How high the
moon», «The man I love» и другие). С другой стороны, поняв, что популярность
«би-бопа» не может сравниться с популярностью выдающихся джазменов, приверженцы
этой музыки стали отказываться от термина «би-боп» (уже несколько
дискредитированного) и именовать ее «современным джазом». Этот маневр
преследовал двоякую цель — прикрыть новую шаткую музыку названием испытанно
надежным, а эпитетом «современный» внушить многочисленным профанам
представление о «бопе», как о музыке более передовой. Старый джаз низводился в
разряд музейного экспоната, устаревшей легкой музыки. Таким образом, публика
вновь была обманута.
Последствия этой путаницы, упорно
поддерживаемой на протяжении более десяти лет, нанесли большой ущерб джазу.
Какова бы ни была музыкальная ценность «би-бопа» (а в нашу задачу не входит
рассмотрение этого вопроса, ибо это не джаз), совершенно очевидно, что в нем
нет ни одной из привлекательных сторон джаза. Музыка великих джазменов
обращается к сердцу, к душе человека, она волнует, радует, доставляет
удовольствие не только знатокам, но и всем, кто чувствует музыку. «Би-боп»
может заинтересовать своими техническими поисками профессионалов, но невыносимо
скучен для слушателя, который хочет, чтобы музыка его тронула, взволновала.
Публика начала по-настоящему любить джаз. Отсюда такое упорное стремление
выдать «боп» за джаз. Но преподносить людям «боп» под этикеткой джаза значит
оттолкнуть их от джаза, потому что они (а это факт) считают «боп» либо очень
уродливым, либо очень нудным.
Вместе с тем, подлинный джаз пытались
задушить, чтобы лишить аудиторию возможности сравнивать ту и другую музыку,
иначе недоразумение вскоре рассеялось бы.
С 1947 года в США прилагалось много усилий
для создания и поддержания этой путаницы. Пресса неистово расхваливала
«боповцев», резко критиковала Луи Армстронга и других знаменитых джазменов, а
об остальных просто умалчивала. Владельцы кабачков, администраторы фирм
грамзаписи давали работу исполнителям «бопа» и отказывали большинству джазменов.
По радио disc-jockeys передавали преимущественно «боп» и почти исключили из
программ джаз. Полюбить «боп» публику не смогли заставить, однако в какой-то
степени удалось оттолкнуть ее от джаза. Люди удивлялись: «Вот чем стал джаз!» и
больше не хотели знать о нем. Молодежь, никогда не слышавшая выдающихся
джазменов, говорила; «Так это джаз?» и больше им не интересовалась.
Но почему же столько людей настойчиво и
яростно ратует за неинтересную, почти не пользующуюся успехом музыку? Причины
такого, на первый взгляд необъяснимого, поведения могут понять только те, кто
представляет, каким страшным ядом расовых предрассудков еще и сегодня отравлены
США (впрочем, от этих предрассудков свободны очень немногие белые страны).
Успех подлинного джаза был успехом Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Каунта
Бейзи, Лионеля Хемптона, то есть, за малым исключением, музыкантов негритянской
расы. Они завоевали всемирную славу, их называли величайшими американскими
артистами своего времени. Большинство белых американцев было недовольно таким
положением вещей. Белые музыканты, установив, что, играя «би-боп», они могут
легко соперничать с неграми (это и понятно, ибо он, в отличие от джаза, не был
для них музыкой другой расы), всячески пропагандировали «боп» в надежде
покончить с музыкальным превосходством негров, которое их сильно раздражало.
Вы, возможно, спросите, почему некоторые
молодые негры отвернулись от национальных музыкальных традиций и обратились к
музыке белых. Это тоже результат расовых предрассудков. В США по отношению к
неграм выказывают столько презрения, их так упорно убеждают в принадлежности к
низшей расе, что у некоторых выработался «комплекс неполноценности». Зная, что
джаз считают «музыкой негров, музыкой дикарей», многие негры (главным образом,
из крупных городов) стали стыдиться джаза, как стыдились, совершенно напрасно, курчавых
волос, толстых губ — словом, всего специфически негритянского. Таких негров,
естественно, и привлек «боп», объявленный высшей формой джаза. Слово «джаз»,
конечно, оставалось, но выражения «современный джаз» и «прогрессистский джаз»
придавали этому подозрительному слову авторитетность, как бы означая, что речь
идет о музыке цивилизованных негров, находящихся на более высокой ступени
развития, чем их предки. Впрочем, большинство молодых негров даже не
употребляло слово «джаз», именуя «боп» «прогрессистской музыкой».
Это же соображение послужило одной из
причин отмежевания «бопа» от танца. Не только негры отказались танцевать под
«боп»; исполнителям «бопа» казалось несолидным, несерьезным играть для танцев.
В тех кабачках, где играли оркестры «бопа», танцплощадки вскоре были
ликвидированы.
Изменилось и поведение музыкантов. В зале
или в кабачке джазмены всегда давали полную свободу своей природной живости и
веселости: пританцовывали на месте, жестами подчеркивали исполняемую музыку,
иногда передавали юмористический характер пьесы шуточными сценками. От
джазового оркестра исходила заразительная непринужденность, жизнерадостность,
хорошее настроение. Негритянские музыканты «боп», или «прогрессисты» (как бы их
ни называть), считали такое поведение недостаточно солидным. Во время игры они
стояли в застывших позах с мрачным, ледяным выражением лица. Им казалось, что
таким образом они приобретают солидность белых артистов; на самом же деле у них
был вид людей, скучающих до смерти.
«Боп» постепенно превратился в cool. «Кул»
похож на «боп», но спокойнее и мягче; он еще больше отдаляется от джазовой
инструментальной техники, выросшей из вокального стиля певцов блюзов и
спиричуэлс. Началось шествие «звезд» нового жанра: Майлс Дейвис, Джерри
Маллиган, Чет Бейкер, Modern Jazz Quartet. Этот небольшой ансамбль в конце
концов стал играть музыку, настолько даже внешне далекую от джаза, что,
несмотря на название «Современный джаз», и неискушенная публика начала
сомневаться в том, что слышит действительно джаз.
По сути дела, «прогрессистский» псевдоджаз
представляет собой не прогресс, а поворот назад, не новаторство, а подражание.
Эта музыка, которую провозглашают авангардом, тянется в хвосте у европейской
музыки. В действительности одним из наиболее оригинальных вкладов в современное
искусство является подлинный джаз — тот джаз, который с момента своего
возникновения и до наших дней остается верен самобытной традиции негров США.
Глава XI. «Период свинг» (3) ГлаваXIII. Возрождение нью-орлеанского стиля
Комментариев нет:
Отправить комментарий