Основатель первого советского джаз-бэнда. Человек-оркестр Валентин Парнах (1891 - 1951).

Советский джаз

«Джаз-банды орудуют пока только в лучших отелях, танцульках, ресторанах и кафешантанах Парижа, Лондона, Берлина. Пора сделать его общим достоянием».

Валентин Парнах, 1922 г.

Поэт, переводчик, танцор, основатель первого джаз-бэнда в России, Валентин Яковлевич Парнах (урождённый Парнох) родился 27 июля 1891 года в городе Таганроге в семье состоятельного фармацевта Якова Соломоновича Парноха и его супруги Александры Абрамовны. Все дети семьи Парнох оказались талантливыми, каждый из них внес значительный вклад в российскую культуру.

Валентин окончил мужскую классическую гимназию с золотой медалью и уехал из родного Таганрога в большой мир с большими надеждами. Он странствовал и голодал, переживал восторг творчества и делал открытия, дружил и враждовал, был в моде и познал забвение. В начале прошлого века его имя гремело и в литературных, и (в большей степени) в авангардно-артистических кругах – ныне же почти совсем забыто. И забыто несправедливо. Сама судьба его весьма примечательна. Эстет и полиглот, он противопоставил войнам и революциям – фокстрот, джаз-банд и… Моисеево Пятикнижие.

Валентин и Лиза на балконе дома в Таганроге, 1910 г.

В годы Первой мировой Парнах уехал в Европу, наведывался в страны Востока, потом увлекся модной американской музыкой и танцем. Сама по себе личность это была весьма любопытная – даже для той эпохи, щедрой на радикалов, оригиналов и универсалов. «Я изогнусь иглою колкою, // Я сам – оркестр и дрожь цимбал», – писал этот «человек-оркестр», знавший толк и в рэгтайме, и в Каббале, и в египетских клинописях, и в кафешантанной чечетке…

А вот как описывает поэт Александр Гингер самого Валентина Парнаха той поры:

«Вот тело хрупкое пророка и танцора.

Вместившее огромный дух...

Ты хрупок стал от частых голодух.

От негрской музыки и от движений скорых.

О, ручки детские! Ботинки gargonet.

Воротнички тридцать четвертый номер

(Любой поэт от удушенья б помер),

Шерсть рыжая на брюхе и спине.

Эротоман ужасно изощренный.

Неисчерпаемый в мечте ночей.

На дню же — целомудренно ничей

И женским посягательством смущенный».

Парнах переводил на русский язык произведения Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Рембо, Ф. Пикабиа, Н. Гарнье, В. Ларбо, Ж. Сюпервьеля, Б. Сандрара, Ж. Кокто, Т. Тцара, Л. Арагона, С. Арно, Ж. Рибмон-Дессеня — с французского; П. де Кальдерона, Л. де Гонгоры, Ф. Г. Лорки, Р. Альберти — с испанского; Л. де Камоэнса — с португальского; И. В. Гёте, Н. Ленау, И. Р. Бехера, Р. Гюльзенбека, Х. Арпа, М. Эрнста — с немецкого; Я. Ивашкевича — с польского и др. Первые стихотворные книги Парнаха вышли в Париже, их иллюстрировали Наталия Гончарова и Михаил Ларионов, а одну из них предварял портрет автора работы Пабло Пикассо. Позже Евгений Габрилович, известный сценарист («Ленин в Польше», «Начало», «Монолог», и т.д.), заметил: «Ну, раз Пикассо увидел его таким красивым, значит, он таким и был. Хотя, мне кажется, Пикассо слегка его идеализировал, что ли. Это был рыжеватый человек с редкими волосами... Рыжеватость его проскальзывала в основном в бороде, которую он брил не слишком часто... Знаете, такая рыжеватая щетина. Невысокого роста, очень худой. Тощий...» 

П. Пикассо «В. Парнах»

Начало 20-х годов прошлого века было временем господствующего тогда «левого» искусства, ставшего дерзким вызовом искусству традиционному. Левизна проникала и в поэзию, и в живопись, и в музыку. Парнах был в Париже в первых рядах тогдашних «левых», занимаясь кроме поэзии и сценическим танцем. Понятно, что и появившаяся во французской столице новая музыка, с февраля 1917-го записываемая в Штатах на грампластинках и звучащая на выступлениях приезжающих из-за океана чернокожих музыкантов, не могла пройти мимо внимания разносторонней творческой личности Парнаха.

В июле 1921 года в модном парижском кафе «Трокадеро» Парнах впервые услышал джаз в исполнении «Джазовых королей Луиса Митчелла». Эта музыка его потрясла. О ее тонкостях рассказал Парнаху философ Жан Кокто, поклонник джаза.

Валентин был очарован открывшимся ему новым музыкальным стилем, так подходящим под его собственное поэтическое мышление. Он немедля решает стать его проповедником и нести истину джаза в широкие массы интеллигенции и трудящихся. Самым благодатным полем для подобной миссионерской деятельности на тот момент времени была, разумеется, Советская Россия.

Парнах первым написал по-русски слово «джаз» («По-немецки — яц, по-французски — жаз, по-английски — джаз» — написал он в 1922 году в берлинском русскоязычном журнале «Вещь») и установил само кириллическое написание слова «jazz», в котором стремился сохранить четырёхбуквенность и в то же время приблизиться к оригинальной фонетике термина. Характерно, что эмигрантская русская пресса этого написания не приняла и вплоть до 1950-х гг. сохраняла продиктованное правилами дореволюционной транслитерации и орфографии написание «джасс». Таким образом, привычное нам написание «джаз», придуманное Парнахом, стало после его переезда в СССР особенностью именно советского варианта русского языка.

В декабре того же года Парнах опубликовал свою вторую теоретическую журналистскую работу о джазе, статью «Джаз-банд — не шумовой оркестр», в московском журнале «Зрелища». Как и в статье «Джаз-банд», Валентин Яковлевич стремился дать наиболее общее описание нового вида музыки, отличие которого как от классического искусства, так и от футуристических опытов с «шумовыми оркестрами» он видел в двух основных аспектах — ритмическом и тембровом. Особенности ритмической организации джаза, характерный для ранних джазовых ансамблей набор инструментов, непривычный для тогдашнего массового слуха, и ряд особенностей игры на этих инструментах, среди которых Парнах верно угадал «вокализированную» интонацию на духовых, исчерпывали для него новаторство джаза. Сам факт особенной роли импровизации в джазе оказался Парнахом не понят и, соответственно, не упомянут.

Закупив за границей полную экипировку для джаз-бэнда — банджо, саксофон, целую ударную установку с ножной педалью, наборы сурдин, всевозможные диковинные шумовые инструменты — Парнах создал в Москве ансамбль, называемый «Первый в РСФСР эксцентрический оркестр джаз-банд Валентина Парнаха».

Летом 1922 года “Известия” объявили на первой странице: “В Москву приехал Председатель Парижской палаты поэтов Валентин Парнах, который покажет свои работы в области новой музыки, поэзии и эксцентрического танца, демонстрировавшиеся с большим успехом в Берлине, Риме, Мадриде, Париже”. Парнах тут же попадает в центр внимания артистической Москвы — регулярно публикует новационные статьи, выступает с лекциями, отвечает на многочисленные вопросы, вторгается в дискуссии.

Первый концерт состоялся в Москве 1 октября 1922 года в час дня на сцене Центрального техникума театрального искусства (позже — ГИТИС) в Малом Кисловском переулке. Билеты стоили от полутора до десяти миллионов рублей. И это понятно: чудовищная инфляция!.. В зале собрались известные люди искусства, включая балетмейстра Голейзовского, режиссеров Эйзенштейна, Форрегера и Мейерхольда. Был и 27-летний Лазарь Вайсбейн, который, как Леонид Утесов, позже, в 30-х, вдруг будет назначен «изобретателем советского джаза». Именно этот концерт послужил отправной точкой российского джаза, и спустя 90 лет российские поклонники джаза стали отмечать 1 октября как День рождения российского джаза.

Дебют джаз-банда Валентина Парнаха прошел на ура. Парнах прочел лекцию о джаз-банде, рассказал, за границей эту музыку исполняют американские негры, что звуки эти весьма экзотичны и, если советские граждане хотят приобщаться к современной культуре, надо внедрять и культивировать джаз. Пояснил, что джаз - это соединение традиций Африки, Европы, Азии в один "интернациональный сплав", что эта музыка продолжает очень древнюю функцию "эксцентрического искусства".

Потом группа с грехом пополам сыграла разученные джазовые мелодии. Что исполнял эксцентрический ансамбль Валентина Парнаха на концерте 1 октября 1922 года, сегодня установить невозможно. Да и позже, просуществовав несколько лет, каких-то звукозаписей ансамбль сделать не успел, первая советская джазовая грампластинка была записана только в 1928-м оркестром Александра Цфасмана. Вполне возможно, что в ансамбле Парнаха звучала музыка наподобие той, которая игралась «ансамблем Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда», изображенном Ильфом и Петровым в романе «12 стульев».

На рояле в ансамбле Парнаха играл будущий знаменитый киносценарист Евгений Габрилович, на ударных — актёр Александр Костомолоцкий. Саксофонист — бывший полковой музыкантский воспитанник Мечислав Капрович, контрабасист — Сергей Тизенгайзен. Габрилович вспоминал, что оркестр изобиловал экзотическими ударными, а также включал редкий инструмент флексатон. Интересная деталь: Парнах придумал загримировать белилами лицо барабанщика, обрядить его в широкий пиджак, повязать на шее огромный бант и усадить перед ансамблем, чтобы всё внимание было на него. Называть его стали "ударник-мим".

Закончил выступление сам Валентин Парнах, исполнив страннейший танец "Жирафовидный истукан". Танец представлял из себя движения вдоль и вглубь сцены – с размеренными механическими подергиваниями. В определенный момент он падал на пол и продолжал, уже лежа на спине и дергая в воздухе ногами. Он был загримирован, одет в черный костюм, белую манишку и галстук.

Свой дух подъяв, остервенев,

Я грохнусь среди танца о пол.

Я стройно ребрами затопал

И – сконцентрированный гнев –

Запнусь. Внезапных пневм нажимы.

Забиться. Навзничь и плашмя.

Оркестр и кость нерасторжимы.

Я вскидываюсь. И стремя

Форм нерешенные задачи,

Являю новизну фигур,

Рванусь. Полтела. Систр . Лежачий,

Взрывая ноты, побегу.

("Лежачий танец", 1920)

Джаз-банд Парнаха тогда устроил полную суматоху в рядах профессионалов. Кто-то обвинял новую музыку в вульгарности, внешней вычурности и мелодической беспомощности, кто-то называл ее новым этапом в истории искусства. Известный дирижер профессор Николай Малько написал, что на джаз возлагаются большие надежды, поскольку он «открыл ту область тембров, в которой музыка очень много даст в будущем». Подобного мнения придерживался и Михаил Гнесин, знаменитый педагог и музыкально-общественный деятель. Громче всех аплодировал Всеволод Эмильевич Мейерхольд, который после выступления музыкантов предложил Парнаху принять участие в музыкальном оформлении мейерхольдовского спектакля «Великодушный рогоносец». Парнах согласился. Помимо музыки, выступил еще в качестве балетмейстера. И кого учил джазовой пластике?! Ведущих актеров: Марию Бабанову и Льва Свердлина!

Именно с приездом Парнаха у Мейерхольда начался период биомеханики, которую Парнах первым и воплотил. Его танцы "Этажи иероглифов" и "Жирафовидный истукан" стали сенсацией, Парнах учил фокстроту Эйзенштейна. А желчный Маяковский поддел танцующего культуртрегера, наделив его чертами одновременно и Баяна, и Пьера Скрипкина в сцене обучения модным танцам и манерам. Все помнят ильфо-петровского Изнуренкова — наши знаменитые остряки, похоже, срисовали его тоже с Парнаха.

Тео ван Дусбург. Фотопортрет Валентина Парнаха, исполняющего танец «Эпопея», 1925.

Джаз-банд Валентина Парнаха быстро стал модным, его приглашали на концерты, танцевальные вечера и даже на дипломатические приемы. В 1924-м музыканты играли для делегатов V Конгресса Коминтерна. Пока идеология и цензура не начали еще свирепствовать, Валентин Парнах выступал с докладами, писал статьи. Например, в статье "Мимический оркестр" Парнах пришет: 

"Барабанщик – Jass-Band`ист непрерывно пружинно подскакивает на стуле. Производит сидячие движения-покачивания араба, едущего на верблюде. Истуканизируется. Упругий манекен. Пружинный зад. Подбрасывает и ловит во время игры барабанные палочки. Перекрещивает их. Вбирает-ввинчивает голову в плечи. Прерывно выкидывает обратно. Сидя, спотыкается выразительным плечом. Нацеливается – ударяет палочкой в гонг, обрушиваясь корпусом, выгибая кисть. Взмах-прицел – острый крюк. Бегло взвинчивает хрипучку или ладонью ударяет в автомобильный рожок. Саксофонист вздымает свою трубу, пронзающую узким противозвучием напор синкоп ...

Поворачивает его во все стороны. Внезапно нахлобучивает на него свой котелок...Пианист иронически-вдохновенно закидывает голову ...корпус пианиста-негра откинут назад. Плечи достигают максимума выразительности. Одно плечо выкидывается вперед, обрушивается. Кисти рук и пальцы орудуют в лад учащенно-прерывным темпам, пальцы ерзают по клавиатуре. Мгновенные прикосновения к ней соответствуют взрывам молекул музыки... Отточенная иероглифика мимического оркестра открывает прогрессии новых чувствований, среди них – новый пафос, веселье, иронию, новую нежность".

Москву на короткий период захлестнули новые танцы: фокстрот, шимми, уанстеп и другие, а их мастером-постановщиком стал Валентин Парнах, сын аптекаря из Таганрога, не чеховский «человек в футляре», а человек с саксофоном, из западной неведомой джаз-банды.

Однако карьера Парнаха в советском джазе оказалась короткой. НЭП продолжался недолго и сменился суровыми временами строительства социализма. Одновременно и Парнах стал охладевать к своей джазовой и публичной деятельности. В 1925 году он снова уезжает в Париж. Официально Парнах числился секретарем театра Мейерхольда и собирал для него иностранную информацию, а в основном работал на себя: писал стихи, статьи, книгу «История танцев» и завершил самую главную свою книгу, над которой работал долго: «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции» (гонения, пытки, убийства). В эмиграции Парнах вел себя особняком, «ни нашим, ни вашим», как заметил художник Зданевич. Частенько голодал и даже посидел немного в тюрьме из-за просроченной визы.

Парнах в "Веселых ребятах" (1934).

Шесть лет спустя поэт неожиданно вернулся в СССР, женился и окончательно отошел от музыки, сцены и стал профессионально заниматься только литературными переводами с французского и испанского. Правда, продолжалось его общение с мэтрами мира искусств, а в 1934-м снялся в крохотной роли в фильме «Веселые ребята». Большие знатоки литературы помнят Парнаха как поэта и переводчика европейской и древнегреческой поэзии. И совсем забыт главный подвиг его жизни, ради которого он покинул свой родной Таганрог и пустился на свой страх и риск в неведомое путешествие по Аравии и Палестине, Египту и Сицилии, Испании и Франции. Парнах собрал остатки древней и средневековой еврейской культуры, а в европейских библиотеках и архивах открыл пласт поэзии, загубленной и похороненной испанской инквизицией. Почти одновременно во Франции и в СССР вышли его книги, посвящённые этой теме.

В.Парнах с сыном Александром.

Но еще до этого Парнаху досталось от коллег по перу и искусству. Его сестру, поэтессу Софию Парнок, прокляла Марина Цветаева, успев, правда, посвятить ей один из лучших своих любовных циклов — “Подруга”. Отсюда взят, положен на музыку, но почему-то переадресован другому полу известный жестокий роман “Под лаской плюшевого пледа”.

Пока Валентин Парнах пребывал в своем любимом Париже Осип Мандельштам жестоко и несправедливо унизил и высмеял его в своей повести “Египетская марка”. Парнах и Мандельштам были одногодки, они были похожи, и это сходство было почему-то физически неприятно Мандельштаму. О своем приятеле и, можно сказать, бывшем друге, с которым они жили по соседству в комнатах в Доме Герцена (помните Маяковского: «Хрен цена вашему Дому Герцена») Мандельштам написал настоящий пасквиль. Разумеется, Парнах обиделся, и их пути разошлись. Метафорически говоря, Мандельштам вонзил нож в спину Парнаха. Вот описание этой экзекуции из «Египетской марки»:

«…Жил в Петербурге человечек в лакированных туфлях, презираемый швейцарами и женщинами. Звали его Парнок. Ранней весной он выбегал на улицу и топотал по непросохшим тротуарам овечьими копытцами… Ему хотелось поступить драгоманом в Министерство иностранных дел, уговорить Грецию на какой-нибудь рискованный шаг и написать меморандум… Дикая парабола соединила Парнока с парадными анфиладами истории и музыки… — Выведут тебя когда-нибудь, Парнок — возьмут под руки и фьюить — из симфонического зала, из общества ревнителей стрекозиной музыки, из салона мадам Переплетник — неизвестно откуда, но выведут, ославят, осрамят… Есть люди, почему-то неугодные толпе; она отмечает их сразу, язвит и щелкает по носу. Их недолюбливают дети, они не нравятся женщинам. Парнок был из их числа…»

Ну, и т.д. После таких пассажей автору, конечно, руки не подают. А закончил Мандельштам такими словами: «Господи, не сделай меня похожим на Парнока!»

С тех пор Парнах ушел в тень, зарабатывал на кусок хлеба переводами того, чего, кроме него, никто уж переводить не брался.

Черная беда косила все вокруг. Угасла Сонечка, расстрелян Мейерхольд, сгинул в лагерной тьме Мандельштам, и вот уже страшная осень 1941-го, и эвакуационный писательский пароход плывет вниз по Волге, неся в своих каютах и трюмах то, что осталось от прежних литературных игр и дрязг. Остановка в Чистополе — большая выгрузка. Двое литературных изгоев — Парнах и Цветаева — пытаются устроиться за кусок хлеба в литфондовскую столовку: один — стоять в дверях, другая — мыть посуду. Ей от ворот поворот, отправляют в Елабугу, где она кончает с собой, а его берут; возможно, это и продлило его жизнь еще на десять лет. У писателя Александра Гладкова есть воспоминания о той литфондовской столовке и зарисовка о Валентине Парнахе, как тот «маленький, с несчастным, как бы застывшим лицом, с поднятым воротником помятого, когда-то щегольского пальто, в коричневой парижской шляпе, одиноко стоит на углу улиц Толстого и Володарского с утра до часа, когда столовая закрывается, ни с кем не разговаривая…» Такая вот улыбка судьбы.

Валентин Яковлевич пережил военное лихолетье, а после войны растворил свое творческое «я» в переводах. Не дожил полгода до своего 60-летия и умер 29 января 1951 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (Колумбарий, секция 100). Григорий Козинцев, режиссер и мыслитель, узнав о смерти Парнаха, оставил в своей записной книжке пронзительный по совестливости некролог, проникнутый болью за нереализованную судьбу, не реализованную в какой-то степени и по нашей общей вине.

В 80-х историк джаза, писатель и журналист Алексей Баташев провел несколько джазовых фестивалей и концертов с целью увековечивания памяти Валентина Парнаха: «Забвений, подобных забвению Парнаха, немало. И каждый раз на небосклоне культуры получается, как бы затмение солнца: лучи видны, а светила нет. Причем, в поучительном случае Парнаха затмение и забвение произвел не наш жестокий режим, но лучшие и талантливые люди нашего века».

В 2000-м в Москве под редакцией Евгения Арензона вышла книга с избранными стихами и статьями Парнаха. В Таганроге на доме, где родился и жил Валентин Парнах, в 2012-м была установлена мемориальная доска. В 2011-м был снят документальный фильм «Валентин Парнах: не здесь и не теперь», а в городе сегодня существует джазовый оркестр имени Валентина Парнаха.

JAZZ-BAND II

Мы были джаза лишены.

О, гроб! Неистовством дохнули

После кошмарной тишины

Вдруг сотрясенные кастрюли.

Причуды звуковых систем!

На стержне вздрагивали гонги,

Хрипучки взвинчивались, гонки,

Неукрощаемы ничем...

Противозвучий мастера!

В лад музык ерзанья и дерги.

Пружинный зад и плеч игра

В разгаре негритянских оргий.

И, в плечи голову ввинтив,

Прерывно выкинул обратно.

При содроганиях гадюк

Споткнулся, сидя. Острый взвив,

Изогнутою кистью крюк,

Прицел ударного пневманта...

В. Парнах, 1922

Заканчивая рассказ о Валентине Парнахе, хочется вспомнить его мудрую мысль о джазе, которая и сегодня актуальна: "Джаз-банд одновременно чрезвычайно прост и чрезвычайно сложен, как и современная жизнь. Его простота — мелодия. Его сложность — экспрессия".