Польская эстрада межвоенного периода.
Почему её обвинили в сотрудничестве с немцами? Хотя она была официально оправдана различными судами и комиссиями, клеймо предательства преследовало её, как тень. Оно оставило шрам на всю жизнь.
Мнение о её сотрудничестве с нацистами разделял, в частности, известный пианист Владислав Шпильман. «Я слышал, вы сотрудничали с гестапо?» — спросил он при их первой встрече после войны. И удивился: «Так вы ещё живы?» Годы спустя она выдвинула против него те же обвинения. Они были злейшими врагами друг друга. И всё же в самые тёмные времена, во время войны, они вместе выступали в Варшавском гетто.
Владислав Шпильман аккомпанировал Вере Гран на фортепиано и написал для неё прекрасную песню «Jej Pierwszy bal». Люди в гетто плакали, слушая её. После войны он ни разу не упомянул Веру Гран ни в одной из своих книг. Ни в одних своих мемуарах, даже когда рассказывал об этой песне.
Польская певица еврейского происхождения, актриса кабаре и кино Вера Гран (урожденная Двойра Гринберг) родилась в Белостоке 20 апреля 1916 года в бедной семье Элиаша Гринберга и его второй жены Любы, урождённой Каплан. У неё было две сестры: Елена (Хинда) и Марыля (Мириам). В семье говорили по-русски. После окончания Первой мировой войны Гринберги поселилась в Воломине на улице Почтовой, 11 (ныне Варшавская, 13). В своих мемуарах Вера Гран называла Воломин «... сказкой...». Она училась в пятилетней школе № 3 для еврейских детей. В 1927 году, после окончания пятого класса и смерти отца, будущая певица переехала с матерью и сёстрами в Париж. После двух лет в Париже семья вернулась в Воломин, где Двойра посещала женскую начальную школу № 2.
После окончания школы Двойра подрабатывала ремонтом чулок и маникюром за 50 грошей в день. Параллельно она бесплатно посещала танцевальную школу Ирены Прусицкой, которую окончила в 17 лет. В 1931 году семья переехала в Варшаву и жила по адресу Электоральная улица, 8.
Благодаря Ирене Прусицкой Двойру Гринберг взял на работу Абрам Ваксмахер - директор кафе «Paradise», которое располагалось по адресу: Новы Свят, 3/5, Варшава (сразу за площадью Трёх Крестов). Сначала Двойра выступала там в качестве танцовщицы, хотя у руководства кафе были опасения, что выступления «несовершеннолетней» могут вызвать административные проблемы. Открытие таланта певицы произошло совершенно случайно и началось с автомобильной аварии. Будущая певица, ехавшая из Вилянува с музыкантами Юлианом Фронтом и Станиславом Фереской, попала в аварию на углу площади Трёх Крестов и улицы Ксёнженца, в результате чего сломала ногу.
Директор кафе предложил ей петь, сидя с ногой в гипсе за кулисами. 1 февраля 1934 года, после того, как с её ноги сняли гипс певица вышла на сцену «Paradise». Первой песней, которую она исполнила публично, было «Бразильское танго» (начало припева «Когда цветок магнолии пахнет ночью, вторя тихой меланхолии»). В то время у неё было прозвище «Маленька» (маленькая), а одна из её песен называлась «Bo to się zwykle tak zaczyna» ("Всё всегда начинается так").
Под псевдонимами Сильвия Грин (Sylvia Green), Виера Грин (Wiera Green) и Мариоль (Mariol) она начала петь в популярных варшавских кабаре, вскоре прославившись своим чувственным, матовым контральто. Певица быстро завоевала сердца публики. У неё был бархатистый, меланхоличный голос, она обычно носила чёрное, а волосы укладывала в пучок. Один из рецензентов назвал её «diseuse» («предсказательницей»).
В 1934 году, под именем Сильвия Грин певица сделала свои первые записи для лейбла Syrena Electro, в том числе своё первое танго «Grzech» (Грех). В обзоре прессы (1936 год) говорилось: «Симпатичная Виера Гран, одна из самых ярких звёзд «Paradise», записала новый альбом, который во всех отношениях значительно превосходит предыдущие. Она наконец нашла свой истинный жанр». Осенью 1936 года Эдвард Курц написал для неё песню «Pamiątka» (позже «List») на слова Северина Мендельсона (Север); песня стала хитом.
В 1936 году Вера Гран переехала в квартиру на улице Хожа, 40, откуда ходила в «Paradise», где пела до 1938 года с Юлианом Фронтом и оркестром Станислава Ферешко. Зарабатывала там певица немного, около 5-10 злотых за вечер. С 28 марта 1937 года в течение месяца певица выступала в театре «Велька» в рамках продолжающегося шоу под названием «Rewia gwiazd» («Обзор звёзд») вместе с Мирой Зиминьской, Лодой Халамой, Казимежом Круковским и Людвиком Семполиньским. Там она исполнила, среди прочих песен, песню «Mgła». Её уволили из шоу за пропуск выступления. По словам самой Веры Гран, она посетила выступление известной французской певицы Люсьенн Буайе, которая в то же время давала сольный концерт в театре «Велька», и директор театра сидел рядом с ней. На следующий день певицу уволили по требованию Миры Зиминьской.
Весной 1937 года Вера Гран пела на Польском радио, в кафе ИПС при Институте пропаганды искусств, а также в кафе «Искусство и мода» и «Багатела». В 1938 году её пригласили в недавно открывшееся кафе «Vogue» в здании «Палладиум» на улице Злота в Варшаве. Певица выступала в качестве приглашённой звезды на концертах в Кракове, Лодзи, Львове, Бресте, Быдгоще и Гдыне.
В 1939 году режиссёр Александр Мартен пригласил Веру Гран на роль певицы Бесси в идишском фильме «На хаджм-бал шуве» ("Бездомный"), где она снялась вместе с Идой Каминской. В фильме Вера исполнила несколько песен, в том числе «Libe Mameniu, Niszt Fajn».
У Веры Гран был контракт с компанией Syrena Records, а также она записывалась на французском лейбле Odeon. Она пела, в частности, в дуэте с Альбертом Харрисом (Caminito, 1938, Odeon). До войны певица записала 60 песен на 28 пластинках. Её зарплата выросла с 25 до 300 злотых за песню. Это была немалая сумма, которая примерно равнялась очень хорошей месячной зарплате учителя. Казалось, судьба была к ней благосклонна...
Война изменила всё. Вера Гран принадлежала к поколению, пережившему апокалипсис. Певица могла уехать в Италию, но недооценила свое положение: «Я была молодой, дерзкой и чересчур самоуверенной – не верила, что угроза настолько реальна и страшна». Осенью 1939 года она работала во Львове, в кафе «Палас» и в театрах «Стиловы» и «Марысенька». В 1940 году Вера вернулась в свою квартиру на улице Гожа в Варшаве, где жила с матерью пока немцы не выселили их. Гран переехала в Краков, чтобы выступать в кафе «Полония», но когда в марте 1941 года её мать и сестёр отправили в Варшавское гетто, она присоединилась к ним по собственному желанию. Она хотела помочь своей семье, и сделать это можно было только одним способом: пением, потому что это был единственный способ, который она знала.
Гран начала работать во Дворце Мелодий, а с марта 1941 по июль 1942 года Вера Гран выступала в кафе «Sztuka» на улице Лешно 2, в бывшем доме Гертнера. Вместе с Марысей Айзенштадт, Вера Гран стала одной из главных артистических звёзд Варшавского гетто. Она выживала, выступая, по ее словам, перед «богачами, спекулянтами и сотрудниками еврейской полиции – теми, из кого в конечном счете все равно сварили мыло».
Популярность певицы подтверждается сатирическим стихотворением «Résumé, czyli krakowiaki makabryczne», в котором Владислав Шленгель написал: "Мотыга, мяч, пара брюк – Всё ушло и не вернётся, И через годы ты вспомнишь…, снова «Sztuka». Вера Гран…"
В книге «Жизнь под суровым запретом» (Варшава, 1995) Антони Марианович размышляет о её успехе на этой сцене: "Кафе стало довольно популярным благодаря выступлениям Веры Гран. Прекрасную Веру сопровождал великолепный фортепианный дуэт: Владислав Шпильман и Адольф Гольдфедер. Её самым большим хитом стала 15-минутная интерпретация вальса «To Stary Mój znajomy» («Старый знакомый») из оперы Людомира Ружицкого «Казанова» в аранжировке Владислава Шпильмана под названием «Jej pierwszy bal». Слова к песне написал молодой варшавский поэт и писатель Владислав Шленгель, близкий друг Януша Корчака. В ней певица вспоминала о пяти своих поклонниках и танцевала в пяти разных ритмах – от фокстрота до мазурки".
Вера Гран была звездой, люди стекались на её выступления, и её прозвали «Магнес» (Магнит), потому что она притягивала толпу. «Это песни о любви, о деревьях, шелестящих в ритме вальса. Когда люди приходят в кафе, они хотят таких песен. Им хочется закрыть глаза и представить, что они вернулись в мир», — вспоминала писательница Мина Томкевич, пережившая гетто.
Гран была не единственной известной артисткой, выступавшей в гетто. В середине 1941 года Вера Гран выступала в кинотеатре «Фемина» на улице Лешно в ревю Ежи Юрандота «Шеф Гра»; её партнёрами были Михал Знич, Минович, Регро, Стефа Гродзенская, Францишка Манн и Диана Блюменфельд. Певица сотрудничала с Полой Браун и другими авторами, которые писали для неё тексты песен.
Вера старалась помогать не только своей семье. Она продолжала выступать в кафе «Sztuka» и других заведениях гетто, жертвуя Дому сирот Корчака и помогая пианисту Леону Борунскому, находящемуся в бедственном положении.
Последней песней Веры Гран в кафе "Sztuka" стала «Umówmy się». В середине июля 1942 года все кафе и театры в Варшавском гетто были закрыты. Вера решила, что лучше помогать своей семье на т.н. "арийской" стороне города. Она оставила сестре таблетку цианида, которую и ушла. Покинуть гетто Вере помог влюбленный в нее врач еврейского происхождения Казимеж Езерский, у которого была т.н. «безопасная внешность» и он мог работать в больницах в Варшава. Сначала они скрывались в больнице Святого Роха, а затем на Мокотове, в квартире Мечиславы и Клеменса Беднарских.
Чтобы защитить Веру, которая перекрасилась в блондинку, Езерский переехал в больницу в Старых Бабицах, где они сняли квартиру. Вера его не любила; он был для неё чужим человеком, но она жила с ним. Вероятно, она стала его законной женой, хотя это неизвестно. В Бабицах певица притворялась сумасшедшей, чтобы максимально ограничить общение с людьми. Она скрывалась под именами Вероника Гацка или Ванда Чайковская, почти не выходила из дома, кроме церкви.
10 июля 1944 года Вера родила сына, Ежи Збигнева. Роды были тяжёлыми, и её едва спасли. Казалось, всё будет хорошо, но случилась трагедия. Мальчик умер от голода через три месяца. Смерть ребёнка стала для Веры огромной травмой; она всю жизнь носила с собой фотографию могилы сына. Она поклялась, что никогда не будет иметь детей.
Вера винила мужа в том, что тот обманывал её и не рассказывал, что произошло с её матерью и сёстрами. Он хотел избавить её от боли. Однажды она пригрозила, что если он не скажет ей о судьбе матери, то больше никогда её не увидит. Потому что она сбежит и вернётся в гетто. Вера очень любила свою мать и говорила, что пойдет за ней в ад. В конце концов она узнала, что после ликвидации Варшавского гетто её мать и сестер депортировали в Треблинку, где они все погибли. Из всей семьи выжила только Вера.
После войны Езерский работал хирургом в Министерстве общественной безопасности в тюрьме Раковецкая. Вера Гран рассталась с ним без сожалений, что было немного бессердечно, учитывая, как много он ей помогал. «Ты был моим другом в минуты опасности, но я была чужой тебе в минуты скорби», — писала Вера в письме. После расставания они долго переписывались. «Я так много пела о любви, меня добивалось столько мужчин, и я так и не смогла по-настоящему полюбить ни одного из них. Мне не очень везло в жизни», — сказала певица в интервью Иоанне Щенсне.
После войны, певица вернулась к концертам, пела на Польском радио с оркестром Стефана Рахоня. Она исполнила «Jej pierwszy bal» в сопровождении Владислава Шпильмана и Чеслава Анёлкевича. Певица также выступала в театре «Сирена» в Лодзи и в кафе «Казанова» в Кракове. Вера Гран выпустила ряд хитов, таких как «List» (музыка Эдди Кортса), «Fernando», «Varsovie de mon enfance», «Ma Patrie», «Mazowiecki wiatr». В 1946 году в Познани она записала для лейбла Odeon песню «Nasza ulica» на музыку Ольгерда Страшинского и слова Януша Одровонжа , а также «Ulicę Niecałą» на слова Мариана Хемара. В 1950 году Гран участвовала в радиопрограмме Ереми Пшиборы «Театр Этерек», исполнив «Призывы к сознанию» Пшиборы в роли Лолы ван Шезлонг.
Как писал Мариан Фукс в своих дневниках «З дневника музыканта» (Варшава, 1977/1981): "Она очаровывала слушателей своим красивым, низким, бархатистым голосом, простотой исполнения, естественной собранностью и отсутствием претенциозности. Её репертуар был амбициозен. Её необычные тексты были предназначены для интеллигентной, взыскательной, эксклюзивной публики. Она представляла свой собственный стиль исполнения. Эта гладко причёсанная брюнетка с большим пучком, в чёрном платье, застёгнутом до горла, с длинными рукавами, производила огромное впечатление. Она прорвалась к большому искусству без шумной рекламы и коварных импресарио, используя собственную энергию и талант. Она быстро добилась успеха".
Однако, когда казалось, что худшее уже позади, в жизни Веры Гран началась очередная трагедия: появились обвинения в сотрудничестве Веры Гран с гестапо. Эти обвинения касались как привилегированного положения певицы в гетто (она носила шубу из чернобурки и не носила нарукавную повязку), так и её контактов с полицейскими из так называемой группой «13» (отдел гестапо, отвечавший за работу в гетто). Дело осложнялось тем, что её выступления в гетто, районе крайней нищеты, были доступны привилегированной публике, в частности, юденрату, многие члены которого сотрудничали с нацистами.
Но главные обвинения касались её деятельности после бегства певицы из гетто. Гран якобы помогала гестапо выявлять евреев, проживающих на "арийской" стороне. Она также якобы уговаривала их регистрироваться (что привело к депортации) в рамках операции «Hotel Polski». Главными обвинителями певицы были общественный деятель, участник восстания в Варшавском гетто Адольф Берман и активист Центрального комитета польских евреев, актёр Йонас Турков, с которыми Вера Гран вместе была в гетто. Обвинение косвенно поддержал и Марек Эдельман, один из лидеров восстания в Варшавском гетто (практически его глава после гибели Мордехая Анилевича), сообщивший, что слышал о сотрудничестве Веры Гран с гестапо. Менее значимые обвинения выдвигали и знакомые, и незнакомцы, задававшиеся вопросом, как ей удалось сбежать из гетто и выжить в Бабице.
Пытаясь оправдаться Вера Гран лично обратилась в прокуратуру. Её дело рассматривалось многочисленными инстанциями, и было проведено множество следственных действий. Были допрошены десятки людей, но никаких улик обнаружено не было. Прокуратура прекратила расследование в ноябре 1945 года за отсутствием доказательств. Суд общей юрисдикции творческого объединения ZASP под руководством Александра Зельверовича в декабре постановил, что в поведении Гран во время нацистской оккупации не было никаких нарушений. В январе 1946 года Проверочная комиссия Профессионально-трудового объединения музыкантов (ZZM) установила, что Гран «никаким образом не скомпрометировала честь Польши», и дала ей разрешение продолжить петь. Гражданский суд, связанный с Центральным комитетом польских евреев (CKŻP), провёл более года слушаний, прежде чем в январе 1949 года объявил её невиновной.
На защиту певицы выступили такие деятели польской культуры, как Стефания Гродзенская и Антони Марианович, который в своей книге так пишет о судебных процессах: "Я считаю их постыдно идиотскими. Вера Гран была самой популярной певицей гетто, и я никогда не слышал о ней ни одного дурного слова. Напротив, она была известна своей благотворительностью и филантропией. Утверждения о её «связях» с еврейскими агентами гестапо я считаю необоснованными. […] Я никогда не слышал, чтобы кто-то обвинял её в нечестности или в использовании связей в низменных целях. Следовательно, эти обвинения могут быть связаны лишь с личной неприязнью и простой завистью". Известный поэт Ежи Юрандот (Ежи Гляйхгевихт), бежавший из гетто незадолго до его ликвидации тоже заявил, что обвинения против Веры Гран не имеют под собой никаких оснований. Кроме Юрандота, о невиновности Веры Гран свидетельствуют писательницы Изабелла Стахович (Элизабет Шварц), бежавшая из гетто к партизанам и воевавшая под именем Стефания Чайка, и Кристина Живульска (Софья Ландау), узница Освенцима, после антиеврейской кампании 1968 года нашедшая приют в ФРГ. Спустя годы доктор Марек Эдельман, давший после войны показания против певицы, поддержал её реабилитацию.
По сути, Вера Гран не могла выявлять для гестапо евреев в Варшаве, поскольку в то время скрывалась в Бабицах. Она была не черноволосой Верой Гран, как её изображали, а блондинкой Вандой Чайковской. Ходили слухи, что Армия Крайова вынесла ей смертный приговор, но это так и не подтвердилось. Кто-то где-то видел её, но не был уверен, она ли это. Говорили: «Было распространено мнение, что...» Однако слухи распространялись. Йонас Турков, её главный обвинитель, ненавидел её и ревновал к жене, Диане Блюменфельд, из-за того, что у неё не было ни голоса, ни славы Веры. И всё же они снимались вместе. В фильме Марии Змаж-Кочанович «Вера Гран» (сценарий Агаты Тушинской) один из опрошенных говорит, что у Туркова был невероятный дар убеждения. И он причинил немало вреда Вере Гран.
В 1950 году Гран, бросив мужа, уехала из Польши в Израиль и была лишена польского гражданства. Вера чувствовала себя полькой, но певице безумно надоела окружающая её атмосфера. Она верила, что обретёт в Израиле свой дом, но её подвергали остракизму, назвав гестаповской шлюхой. Два года Вера Гран пытается отстоять свое доброе имя, но не выдерживает натиска и оставляет Израиль с клеймом пособницы нацистов.
В конце концов, певица уехала в Париж, где начала выступать в отеле «Комодор» и кабаре «Динарзаде». В 1950-х годах она стала настоящей звездой во Франции, завоевав сердца публики и критиков. Вера Гран пела в «Альгамбре» Мориса Шевалье и сотрудничала с Шарлем Азнавуром и Жаком Брелем. Она также выступала в Лондоне в театре «Реф-Рена Полония» под руководством Мариана Хемара и Феликса Конарского. Зигмунт Кон, лондонский корреспондент польской ежедневной газеты «Dziennik Polski i Dziennik Żołnierza», писал о её «глубоком голосе с чувственным тембром, чистой дикции, склонности к фортиссиме в вокальной интерпретации и текучей, драматичной выразительности. С помощью разнообразной гаммы эмоций она искренне выражает возмущение и негодование женской души» (31.08.1959).
Певица гастролировала по всему миру: в Швеции, Канаде, США, Испании, Швейцарии, Бельгии, Мексике. Она снялась в фильме Фредерика Россифа «Время гетто» (1961) и записывалась для «Радио Свободная Европа» и польского издания «Радио Франс Интернасьональ». В 1965 году Вера Гран посетила Польшу, где принимала участие в концертах и записала альбом с оркестром Ежи Абратовского. Вместе со Шпильманом она записала новую версию «Её первого бала» Бронислава Брока.
Летом 1969 года она пела в нью-йоркском Карнеги-холле, а в 1970 году – в зале Плейель в Париже. Она поехала в Израиль, чтобы петь, но ей отказали после протестов бывших узников концлагеря, заявивших, что наденут на её концерты полосатую лагерную форму. В течение 1970-х годов, Вера Гран несколько раз приезжала в Израиль, чтобы вести судебные иски о клевете, которые постоянно откладывались по процедурным причинам. В Мемориальном музее Холокоста США хранится заявление, сделанное в Тель-Авиве в 1971 году неизвестным лицом, утверждающим, что Вера Гран сотрудничала с гестапо в гетто. Судебный процесс против Туркова в Верховном суде Тель-Авива, начавшийся в 1971 году, был прекращён в 1982 году из-за неявки обвинителей.
В 1983 году в своем заявлении в Еврейский исторический институт польская активистка движения сопротивления Ирена Сендлер писала, что Вера Гран работала на гестапо, когда после бегства из гетто выступала в кафе «Мокка» в польской части города на Маршалковской улице, где крутилось несколько человек, обвиненных позднее в сотрудничестве с нацистами. Когда их начали разоблачать, то Вера будто бы тоже исчезла, укрывшись в деревне под фамилией Езерска.
В 1970-х годах Вера Гран завершила сценическую карьеру и полностью посвятила себя борьбе за своё доброе имя. Она подавала судебные иски, в том числе против Туркова, но они ни к чему не привели из-за неявки свидетелей. Она нанимала адвокатов. Она спорила и боролась. Многие считают, что травля оказала психологическое воздействие на Гран. Предположительно, у неё развилась паранойя. В 1980 году она опубликовала книгу «Sztafeta oskrzyerców», в которой описала трагедию талантливой молодой певицы, потерявшей на войне всю свою семью, и открыто обвинила некоего пианиста в сотрудничестве с нацистами. Вера писала: "Под нечеловеческие крики еврейские полицейские избивали всё, что попадалось на глаза. При виде женщины, избиваемой дубинкой, мне хотелось кричать! Этот позорный акт совершил… пианист! Я видела его своими глазами. Он пережил войну. У него всё хорошо. Я хочу, чтобы он знал, что я это видела. Хотя у меня есть улики против него, я не хочу беспощадной мести".
Хотя имя пианиста в книге так и не было раскрыто, Агата Тушиньская в своей книге «Гран» приписывает эту роль Владиславу Шпильману, герою романа Романа Полански «Пианист». Реальный Шпильман умер в 2000 году, но его семья встала на его защиту, подав иск против Тушиньской и издательства «Wydawnictwo Literackie» за клевету. На суде в Варшаве в начале апреля 2013 года 91-летний Владислав Бартошевский, последний из ныне живущих членов Еврейского совета помощи, показал: "У меня никогда не было информации о том, что Шпильман работает в полиции. Я даже не знал, что он находится в гетто. Я считаю, что если бы человек такого уровня служил в гетто полицейским, это не могло не стать достоянием общественности в еврейской общине".
Однако в августе 2014 года Верховный суд Польши отклонил иск, заявив, что Тушиньская имела право цитировать слова Веры Гран, даже если её обвинения были полностью ложными. Судья подчеркнул, что Вера Гран высказывала своё мнение о Шпильмане ещё в 70-х годах, до того, как проявилось её психическое расстройство. Тушиньская также имела право ссылаться на документы Института национальной памяти (IPN), из которых следовало, что Шпильман, пытаясь получить паспорт Польской Народной Республики, сообщил Службе безопасности о сотрудничестве Веры Гран с гестапо.
В итоге Верховный суд Польши постановил возобновить рассмотрение дела в апелляционном суде Варшавы. 29 июля 2016 года суд огласил своё решение, на этот раз отличное от предыдущего – оно было вынесено в пользу вдовы Галины Гжечнаровской-Шпильман и её сына Анджея. Суд обязал Агату Тушинскую, автора биографии, и её издателя, «Литературного издательства», принести извинения семье. Фрагменты, в которых Тушинская цитировала мнение Гран о Шпильмане, по мнению суда, были обвинениями в сотрудничестве с нацистами, а автор не продемонстрировала достаточной дистанции по отношению к высказанным Гран взглядам. Наконец, «Литературное издательство» также должно было удалить фрагменты о Шпильмане из всех последующих изданий книги. После оглашения вердикта Галина Гжечнаровская-Шпильман выразила свою радость, несмотря на то, что не все её ожидания оправдались. Автор книги, Агата Тушинская, писала: «Вера Гран снова замалчивается. Мне очень жаль».
Вера Гран всю жизнь боролась с клеймом предательства. К концу жизни она страдала от мании преследования и отгородилась от людей. Иоанна Щенсна в «Газете Выборчей» вспоминает свою первую встречу с Верой Гран: «Осенью 2006 года певица пригласила меня в свою крошечную, загромождённую квартирку в 16-м округе Парижа. В узком коридоре, с одной стороны, громоздились коробки со сценическими туалетами, напоминавшие о тех временах, когда она пела в нью-йоркском Карнеги-холле и парижских концертных залах, а с другой – ослепляла взгляд красная надпись, нарисованная баллончиком: «Помогите, банда Шпильмана и Полански хочет меня убить». В комнате, на полу, – стопки бумаг, папок, машинописных текстов и газетных вырезок».
В 2006 году, по случаю III Национального фестиваля ретро-музыки, министр культуры и национального наследия Казимеж Михал Уяздовский вручил певице Почётный диплом за выдающиеся заслуги в области искусства и популяризацию межвоенного периода 1920-х годов. В том же году она также была награждена орденом Мечислава Фогга «Золотой лист» (Złoty liść).
.jpg)
Последние месяцы своей жизни Вера Гран провела в приюте Святого Казимира по адресу улица Шевалере, 119, в Париже. О ней заботились польские монахини.Вера Гран скончалась 19 ноября 2007 года. Её выступления собирали толпы; но на похоронах певицы присутствовало всего 13 человек, включая четырёх монахинь, двух раввинов и священника.
В день ее кончины Марцин Пржибыльский прочитал на Польском радио отрывок из модернистского романа поэта и драматурга Ремигиюша Гжелы «Bądź moim Bogiem» ("Будь моим богом"), вдохновленного жизнью певицы. Писатель был знаком с певицей, роман вышел еще при ее жизни и он лично передал Вере экземпляр книги за два месяца до ее смерти. По словам Ремигиуша Гжелы, Вера Гран была недееспособна: "Монахиня провела меня в её комнату. Стоя в дверях, я сначала услышал тихий голос: «Наконец-то обо мне кто-то написал!»… Она была не в лучшей форме… Во время этой встречи она много говорила по-русски, изредка вставляя несколько слов по-французски и по-английски… Она спрашивала о Дануте Шафлярской, Ирене Квятковской и своей ближайшей подруге, Стефании Гродзенской".
Аарон Халберстрам, друживший с ней в последние годы, пытался договориться с польскими властями о репатриации тела Веры Гран в Польшу, но безуспешно. За могилой певицы ухаживает Общество охраны польских памятников и исторических захоронений во Франции. В 2017 году благодаря гранту Сената Республики Польша и пожертвованию её родственника Эндрю Грина была приобретена постоянная концессия на могилу и изготовлен гранитный надгробный камень. Адрес Веры Гран: кладбище Пантен (станция метро Обервилье – Пантен – Катр-Шемен или Форт-д’Обервилье), участок 122, ряд 20.
В 2008 году лейбл Polskie Nagrania выпустил альбом «Legendarna Wiera Gran. 1916-2007». Комментарии к альбому написали Ежи Плацкевич и Ремигиуш Гжеля.
Вера Гран стала героиней ряда книг многих авторов, таких как «Bądź moim Bogiem» Ремигиуша Гжели (2007) и примечательной книги Агаты Тушиньской «Vera Gran – The Accused» (2010), впоследствии изданной на французском и английском языках. Книга возродила не только память о певице, но и о её предполагаемых преступлениях.
Веры Гран также стала героиней театральных постановок: в 2011 году на сцене появилась «Gran Operita» Марчина Пшибыльского, и кинофильмов: в 2012 году вышел фильм Марии Змаж-Кочанович «Wiera Gran», где был показан разговор певицы с Агатой Тушиньской. В этом разговоре, полном обвинений и подозрений, уже очень пожилая певица производит отвратительное впечатление. По сути, она просто ужасна. «Я не знаю, напрасно или нет обвиняли Гран, но даже если нет, то лично вы сможете гарантировать, что не захотите спастись, если у вас будет единственный шанс? Выиграв в суде, Вера проиграла свою жизнь, и возможно, проиграла ее из-за лжи, – рассказывает Агата Тушиньска. – В любом случае обвинители не имели права судить ее, выжившую в аду. Пример Веры Гран говорит лишь о том, что иногда жажда справедливости способна превращать разумных людей в подобие тех, кто заставлял их страдать еще вчера».
Комментариев нет:
Отправить комментарий