Роланд
Бернард Бериган, или, как его все звали, Банни Бериган (Roland Bernard
"Bunny" Berigan) родился 2 ноября 1908 года в городке Гилберт и вырос
в Фокс-Лэйке, штат Висконсин. Он был типичным музыкальным вундеркиндом – быстро
овладел скрипкой и трубой и уже тинейджером играл в оркестре своего деда, Джона
Шлицберга. Очевидно, от деда Банни и унаследовал музыкальный дар, быстро
принесший ему необыкновенную славу. По иронии судьбы, возможно, именно деду,
умершему в 1927 году от «склероза печени», Банни был обязан и второй страстью
своей жизни – погубившему его алкоголизму.
Так или
иначе, сначала Банни стал великим трубачом. Он учился в Университете
Висконсина, а вечерами после учебы играл в танцевальных бэндах. После выпуска в
1928 году он приехал в Нью-Йорк и попал в оркестр Хэла Кэмпа (Hal Kemp). Именно
с бэндом Кэмпа, уже в 1930 году, он записал свои первые блестящие соло и
отправился в турне по Европе. Это был первый успех. Дальше началась настоящая
гонка. В 1931 году Банни был солистом в биг-бэнде Томми Дорси, с 1932 по 1933 –
играл у Пола Уайтмена, в 1934 – у Эби Лаймана, а с 1935 по 1936 – у Бенни
Гудмана. В 1935 году Банни участвовал в легендарном турне Гудмана, начавшемся
как абсолютная безденежная авантюра в разгар Великой Депресии и закончившемся
21 августа триумфом в танц-зале «Паломар» в Лос-Анджелесе – знаменитым
концертом, который впоследствии стали считать точкой отсчета Эры Свинга.
Быстро
став очень востребованным и популярным, Банни много работал с радиостудией
"CBS" – то как фрилансер, то штатно. Его часто можно было услышать и
по радио, и на пластинках, и в самых знаменитых клубах Нью-Йорка. Глядя на
успех множества бэндов, с которыми он играл, в 1935 году Банни решил собрать
свой собственный коллектив "Blue Boys". Но, хотя его музыканты и он
сам выкладывались по полной, полная неприспособленность Банни к ведению бизнеса
привела их к быстрому краху. Какое-то время он играл и записывался со
знаменитыми певцами – Бингом Кросби, с Милред Бэйли (Mildred Bailey) и Билли
Холидей. Затем в 1937 году опять солировал у Томми Дорси и, помимо прочего,
сделал с ним одну из самых своих потрясающих записей: его соло в “Marie”
считается подлинным шедевром. При этом оно звучало настолько мощнее хора и
оркестра, что практически невозможно было поверить, что во время записи Банни
стоял в 30 футах (то есть приблизительно в 9 метрах) от микрофона.
В том же
году Банни вновь попытается собрать собственный бэнд – и вновь будет испытывать
постоянные трудности, как финансовые, так и личные. Жена музыканта, Донна,
вместе с ним быстро пристрастилась к выпивке и постоянно устраивала скандалы.
Обе дочки росли почти без присмотра. Начавшийся роман с певицей Ли Уайли (Lee
Wiley), сделал ситуацию еще хуже – однако, как говорят, именно эта новая
страсть и вдохновляла Банни, когда он сделал первую запись “I Can’t Get
Started” со своим новым бэндом. В его исполнении эта композиция стала
невероятно популярной. Именно её ему приходилось снова и снова играть на всех
выступлениях – на какое-то время Банни стал буквально рабом одного хита.
Известно, что Луи Армстронг, всегда признававший и высоко ценивший талант
Беригана, в тот период отказался сделать свою запись “I Can’t Get Started”,
сказав, что это «песня Банни». Впоследствии, в 1975 году, та пластинка Беригана
1937 года будет включена в «Зал Славы Грэмми».
В начале
40-х, пытаясь расплатиться с накопившимися долгами, Банни работал все яростней,
выступал все чаще и дольше – он даже уже и пел сам, и тоже с большим успехом,
однако дела шли все хуже и хуже, поскольку и пил он все больше и больше. Банни
уже не мог вставать и работать, если не выпивал, и уже часто не мог нормально
выступать и исполнять свои фирменные соло, потому что выпивал слишком много.
Каждый день был поиском нужного «баланса выпивки». Ни его отец, ездивший с ним
по турне, ни его верный менеджер, Дон Палмер, как ни старались, не могли спасти
Банни. Во время выступлений он так часто падал, что со временем превратил это в
своего рода комический трюк – часть концертного номера: он, как будто нарочно,
падал лицом вниз, без всяких видимых последствий. Но здоровье музыканта
стремительно ухудшалось, и врачи запретили ему играть – альтернатива,
немыслимая для Банни. Он жил музыкой и своими выступлениями, и без них, без
публики, без всего этого просто умер бы морально. И Банни предпочел смерть
физическую. Он продолжал играть. Во время выступлений он сплевывал кровавую
слюну, он уже не мог есть и стал похож на скелет – рассказывали, что музыканты
плакали, глядя, как он погибает на их глазах. Переутомление, истощение,
пневномия, наконец, цирроз печени взяли своё – Банни умер 2 июля 1942 года – в
возрасте 33 лет.
И
все-таки всего за 12 лет своей карьеры этот музыкант успел достичь невероятных
высот и подарить миру невероятные эмоции. По мнению многих, Банни Бериган был
лучшим белым трубачом Эпохи свинга. Говорили, что он как никто другой умел в
любой импровизации выстраивать потрясающе стройную мелодию. Что только он мог
так сочно и красиво звучать в низком регистре – и брать невозможные,
фантастически звучащие верхние ноты. Что его исполнение многих джазовых
стандартов, таких как "Honeysuckle Rose”, “Sophisticated Swing”,
"King Porter Stomp", "Sometimes I’m Happy", "Blue
Skies", "Prisoners Song" и многих других осталось
непревзойденным. Говорили, что звук его трубы «парил» и заставлял весь бэнд
парить вместе с ним. Что, как и его кумир Армстронг, Банни обладал волшебной
способностью любую мелодию делать неповторимо своей. Что даже тех, кто был
хорошо знаком с его игрой по записям и радио, буквально потрясали его живые
выступления.
Когда самого Армстронга в 1941 году спросили, какими трубачами он восхищается, он сразу назвал Беригана: «Прежде всего я назову моего парнишку Банни Беригана. Я всегда восхищался его тоном, эмоциональностью, техникой, чувством фразировки и вообще всем. С моей точки зрения, Банни просто не может сделать в музыке ничего неправильного или некрасивого». И даже Бенни Гудман, который всегда был скуп на комплименты музыкантам и с которым у Банни, несмотря на их долгое и успешное сотрудничество, были в лучшем случае довольно натянутые отношения, впоследствии с искренним восхищением отзывался о Банни и о том уникальном эффекте, который он производил своей игрой: «Это было как разряд молнии, пронизывающий весь оркестр. Все и всё вокруг как будто летало. Вы можете объяснять это его музыкальностью, его мелодикой, его тембром, его потрясающими идеями – чем угодно. Это было и всё это вместе, и ничего из этого. Это было что-то от Бога».
Комментариев нет:
Отправить комментарий