Поэт и композитор, автор многих популярных танго и
фокстротов 1930-х годов Марк (Нафтали-Меер) Григорьевич Марьяновский родился в
Киеве 25 апреля 1890 года в еврейской семье Гирша Иосифовича и Ривки Хаимовны
Марьяновских. У них было четыре сына – Бенцион, Нафтали-Меер, Нахман, Шлема – и
дочь София. В 1898 году Нафтали-Меер поступил в Киевское 1-е коммерческое
училище, которое закончил в 1908 году, получив статус «личного почётного гражданина».
Глава семейства Гирш Иосифович был удачливым купцом и предпринимателем. В справочнике «Весь Киев» за 1899 год он числится купцом 1 гильдии, с конторой в здании городской Думы на Крещатике, 18; ему принадлежит дом по адресу Большая Васильковская, 140. По семейному преданию, Герш Марьяновский изобрёл новый способ сушки фруктов. Ему принадлежал фруктосушильный завод («паровая фруктовая фабрика») в Самарканде. Торговый дом «Г. И. Марьяновский и Сыновья» занимался бакалеей, колониальными товарами и «гiгиеническiми изюмами... въ фунтовых упаковкахъ подъ маркой нашей фирмы «Левъ с Якоремъ».
В 1909 году семья переезжает из Киева в Санкт-Петербург. В Петербурге они сначала живут на Николаевской, 43, потом на Невском проспекте, 105, а в 1914 г. переезжают в квартиру по Загородному проспекту, 11 – только что построенный знаменитый «Дом у пяти углов». В петербургских архивах сохранился документ «О записи киевского купца Гершки Марьяновского в петербургское купеческое сословие». В Санкт-Петербурге семья русифицируется: Нафтали-Меер становится Марком, Нахман – Наумом, Шлема – Соломоном, а сам «купец Гершка» – Григорием Иосифовичем.
Марк в сентябре 1909 г. поступает на юридическое отделение недавно открывшегося Санкт-Петербургского психоневрологического института, но уже осенью 1910 г. из него уходит. 31 августа 1911 г. зачислен вольноопределяющимся в 9-ю роту 201-го Потийского пехотного полка, но в январе следующего года уволен в годовой отпуск по болезни, а затем полностью комиссован. В 1915 году женится на рижанке Шифре Еремиаш, дочери Лейба и Шейны Еремиаш (в девичестве Натан). Молодая семья переезжает в отдельную квартиру на Владимирском проспекте, 5. Впрочем, уже в январе 1916 г. Марк работает на Почапинском сахарном заводе - это около села Лысянка Киевской губернии; пытается восстановиться в Психоневрологический институт, имея 2 года медицинского стажа (можно предположить, что скорее учебного, чем рабочего). 20 февраля 1916 г. у них рождается первенец, сын Александр.
После революции Григория Иосифовича Марьяновского расстреляли, Соломон с матерью вернулись в Киев, а Наум, по семейной информации, уехал в Германию. О Бенционе ничего не известно.
Марк и Шифра тоже ненадолго переезжают в Киев, где в 1919 г. у них рождается второй сын, а затем едут в Ригу, к родственникам жены, где и живут до самой 2-й Мировой войны. Марьяновский поступил на работу в техническую фирму, а в свободное время писал стихи и сочинял песни. Соавтором песен был его сын — Александр. Марк Григорьевич сочинял мелодию, а фортепианную партию на ее основе обычно писал Саша — воспитанник рижской музыкальной студии Маевского по классу рояля.
В 30-е годы Марк Григорьевич начал сотрудничать с эстрадным исполнителем Петром Лещенко и написал для него 14 песен. Очевидцы вспоминают о песне Марьяновского "Кавказ", которую Лещенко исполнял вместе со своей супругой, танцовщицей Зинаидой Закит. Артисты выступали в белых черкесках. Музыка набирала обороты, и танцующая пара вместе с музыкой начинала двигаться все быстрее и быстрее, в их движениях было много грации, удали, экспрессии. Зал взрывался аплодисментами, зрители готовы были присоединиться к этой красивой паре.
"Передать эту картинку словами невозможно, потому что Закит и Лещенко не только профессионально двигались в танце. Их каждый танец — целое представление, продуманное до мелочей. Кавказский номер был самым зрелищным", — вспоминала одна из современниц.
"Я увидел артистов впервые в Бухаресте после их турне по Ближнему Востоку, — писал музыкант, первый муж Аллы Баяновой Жорж Ипсиланти. — У них с Зиной был прекрасный кавказский номер в белых черкесках. Петя выходил под музыку молитвы Шамиля, вставал на одно колено и начинал петь "Где в снегу Казбек". Песня затем переходила в бурный танец под музыку "Кавказские эскизы". Успех был прямо сумасшедший".
А вот что рассказывал известный рижский исполнитель эстрадной песни Константин Тарасович Сокольский:
"Весной 1930–го в Риге появились афиши, извещающие о концерте танцевального дуэта Зинаиды Закитт и Петра Лещенко в помещении театра Дайлес по улице Романовской, 37 (ныне Лачплеша). Я на этом концерте не был, но через некоторое время увидел их выступление в программе дивертисмента в кинотеатре "Палладиум". Они и певица Лилиан Фернэ заполняли всю программу дивертисмента — 35–40 минут. Закит блистала отточенностью движений и характерным исполнением фигур русского танца. А Лещенко — лихими "присядками" и арабскими шагами, совершая перекидки, не касаясь руками пола. Потом шла лезгинка, в которой Лещенко темпераментно бросал кинжалы…
Но особое впечатление оставляла Закит в сольных характерных и шуточных танцах, некоторые из них она танцевала на пуантах. И здесь, чтобы дать партнерше возможность переодеться для следующего сольного номера, Лещенко выходил в цыганском костюме, с гитарой и пел. Голос у него был небольшого диапазона, светлого тембра, без "металла", на коротком дыхании (как у танцора)".
Марьяновский писал не только для Лещенко, но и для Сокольского. Известность пришла к Марку Григорьевичу в самом расцвете лет — в 41 год. Некоторые их его песен стали шлягерами и переводились на другие языки: например, в Польше пользовались большой популярностью фокстроты Марьяновского «Рюмка водки» и «Марфуша».
Но жить ему оставалось уже немного. После присоединения Латвии к СССР Марьяновскому и его семье удалось избежать депортации в Сибирь или Казахстан – как оказалось - к сожалению, так как была потеряна реальная возможность сохранить жизнь. Вскоре после оккупации Риги нацистами, всех рижских евреев поместили в организованном для них гетто. В 1944–м году Марк Григорьевич с сыном Александром попали в Бухенвальд.
15 февраля 1945 года заключенный №83217 Марк Марьяновский умер, а сыну удалось дождаться освобождения. Рижанка Сусанна Черноброва, отец которой до войны дружил с сыном Марьяновского — Александром, вспоминала:
"Папа с Шурой подружились, отбывая военную службу в конном взводе латышской армии. Рассказывали, что на них как–то накричали: "В конюшне по–французски не разговаривать!" В концлагере Шура спасся благодаря музыке. Он играл в лагерном оркестре. Говорили что, выжить ему помог какой–то эсэсовец–меломан.
До войны Шура учился фортепиано в Вене. После войны ему пришлось стать лабухом, кормить семью, играя в ресторанах на трофейном аккордеоне, подаренном ему в Германии после освобождения из лагеря. С детства помню этот аккордеон, похожий на мерцающий ларчик или огромную волшебную музыкальную шкатулку, с инкрустациями на перламутре, с аметистовыми пуговицами.
Я всегда любила слушать Шурину игру, о Шуриных интерпретациях высоко отзывались разные музыканты — музыковед Борис Аврамец, Владимир Спиваков, с которыми он был дружен. Помню, как родители, вернувшись от Шуры, рассказывали, что увидели у него подаренную Спиваковым афишу корриды, привезенную из Испании…
В то время за границу ездили лишь отдельные счастливчики, поэтому неудивительно, что на родителей плакат произвел впечатление. Музыкальную практику Шура проходил в Бухенвальде. Он не состоялся как концертирующий пианист, но продолжал музицировать всю жизнь. Когда мы видели его последний раз, он, играя нам Первый концерт Шопена, грустно сказал: "Всю жизнь его играю и постичь не могу".
Несколько лет назад на родину дедушки приехал внук композитора и тезка — Марк Александрович Марьяновский. По его словам, отец скупо рассказывал о том, что пережил в лагере. Видя, как там уничтожали невинных людей, он перестал верить в Бога.
Вспомнил Марк интересные подробности о песне "Татьяна". Дед посвятил ее любимой женщине, с которой познакомился в Париже в баре ресторана. Александр пытался оформить авторские права на "Татьяну", но ему отказали. Потому что исполнителем песни был Петр Лещенко.
Уцелело всего несколько фотографий Марка Григорьевича Марьяновского. Почти все сгинуло в годы нацистской оккупации. Но остались песни, которые переносят нас в те далекие довоенные годы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий