[отрывки
из интервью с Юрием Шевчуком, июнь 2022 г.]
·
Об изменении жизни вокруг – четыре месяца назад у
был шок в феврале, и многие люди просто не понимали, как такое могло быть,
большинство граждан были в полной растерянности, в каком-то унынии, депрессии.
А сейчас, идя на студию, я вижу очень много веселых людей на улице – в
шортиках, на самокатиках, влюбленные пары. Сейчас эта война стала для них
«афганской» – это где-то там далеко. Деревенские мальчики и мальчики из рабочих
кварталов гибнут на этой войне вместе с младшим и старшим офицерским составом,
а в городе мирная жизнь. Наш обыватель, наш гражданин и из-за инстинкта
самосохранения, и чтобы не случилось адского когнитивного диссонанса, старается
ее выбросить из головы и о ней не думать, а думать о своих семье-работе, и так
далее. Я знаю, что во многих компаниях даже достаточно образованные люди
говорят: «Только не про войну». Это табу, закрытая тема. Вот что случилось за
четыре месяца – вначале шок, ощущение какой-то надвигающейся страшной трагедии,
а сейчас это где-то там далеко, какая-то непонятная и никому не интересная,
новая «афганская» война.
·
Поток гробов не затрагивает самую активную
городскую часть населения страны, где люди – наиболее образованные,
рефлексирующие по поводу времени и того, что происходит. Гробы в Питер и Москву
не приходят, они приходят в деревню. В Бурятии вой стоит на всю бурятскую
степь, но этого никто не показывает по телевизору, и получается, что трагедия
происходит локально, она зашторенная, про нее мало кто знает. Конечно, узнать
может каждый, но он опять же из-за инстинкта самосохранения пытается этого
всего не видеть, не читать, не размышлять над этим. И наши власти тоже
научились из этого не делать какого-то информационного мощного повода, слово
«погибают» исключено так же, как слово «война». Эти два слова под запретом. Но
важное, огромное обстоятельство, что все-таки у нас, россиян, не было
родственников и друзей в Афганистане, это немаловажный фактор. А сейчас
примерно у трети страны есть друзья и родственники в Украине. Это, конечно,
меняет ситуацию, и может поменять ее очень сильно. Очень серьезно работают
именно внутренние человеческие связи, они могут поменять ситуацию.
·
Я думаю, что процентов 20-30 наших людей очень
серьезно это переживают, остальные молчат и думают – чья возьмет? Есть и
процентов двадцать в России, которые совершенные ястребы, желают за этот особый
путь сгореть буквально в горниле даже ядерной войны, им не страшно.
·
Чечня – это те же имперские мысли у того же
Ельцина, они тоже там ночевали. Он же был партийный секретарь, он на этом
воспитывался так же, как все остальные. Многие тогда были против этой войны, и
это была моя первая война, я еще тогда совершенно был не подготовлен к тому,
что я увижу. Я, конечно, переживал это потом очень долго. И сделал для себя
главные выводы – я стал фактически убежденным пацифистом.
·
Может быть, сейчас нас не бомбят, но то, что мы
сейчас переживаем – это, может быть, страшнее. Из нас делают пушечное мясо и
нелюдей, из нас выбивают душу, в нас ломают принципы, в нас ломают, как в тех
лагерях, дух, личность. А это, мне кажется, даже пострашнее, чем, когда пули
свистят.
·
Сейчас каждому из нас нужно делать то, что должно
– и будь, что будет. Все, что я могу, что в моих силах. Я знаю, что я должен
делать, чтобы это все как можно скорее закончилось. Я и моя группа будем за это
биться. Если бы каждый человек так попробовал поступить, может быть, оно бы к
концу нашей беседы все и закончилось.
Комментариев нет:
Отправить комментарий